Ложь прощения при психической травме

Травмированный ребенок продолжает жить внутри взрослых, переживших эту пытку – пытку, завершением которой стало полное подавление <чувств>. Такие взрослые существуют во тьме страха, угнетения и угроз. Когда внутреннему ребенку не удается осторожно донести до взрослого всю правду, он переходит на другой язык, язык симптомов. Отсюда берут начало различные аддикции, психозы, криминальные наклонности.

Несмотря на это, кто-то из нас, уже будучи взрослым, может захотеть добраться до истины и выяснить, где кроются истоки нашей боли. Однако, спросив у специалистов, не связано ли это с нашим детством, мы, как правило, слышим в ответ, что дело вряд ли в этом. Но даже если и так, то нам следует научиться прощать – ведь, дескать, обиды на прошлое ведут нас к болезням.

На занятиях в распространенных ныне группах поддержки, куда ходят жертвы различных зависимостей вместе с родными, это утверждение звучит постоянно. Вы можете исцелиться, только простив своих родителей за все, что они натворили. Даже если оба родителя – алкоголики, даже если они вас обижали, запугивали, эксплуатировали, били и держали в постоянном перенапряжении, вы все должны им простить. Иначе вам не вылечиться. Под именем «терапии» существует немало программ, основанных на том, чтобы научить пациентов выражать свои чувства и таким образом понять, что случилось с ними в детские годы. Нередко молодые люди, имеющие диагноз «СПИД» или зависимые от наркотиков, умирают после попыток простить столь многое. Они не понимают, что таким образом пытаются оставить в бездействии все свои подавленные в детстве эмоции.

Некоторые психотерапевты боятся этой правды.

Они находятся под влиянием как западных, так и восточных религий, велящих детям, пережившим насилие, прощать своих обидчиков. Таким образом, для тех, кто в раннем возрасте попал в педагогический порочный круг, этот круг замыкается еще сильнее. Все это именуется «терапией». Такой путь ведет в западню, из которой не выбраться – здесь невозможно выразить естественный протест, и это ведет к болезням.

Подобные психотерапевты, застрявшие в рамках устоявшейся педагогической системы, не в состоянии помочь своим пациентам разобраться с последствиями их детских травм, и предлагают им вместо лечения установки традиционной морали. В течение нескольких последних лет мне присылали из США много книг незнакомых мне авторов, где описываются различные виды терапевтического вмешательства. Многие из этих авторов утверждают, что прощение есть необходимое условие успешной терапии. Это утверждение столь распространено в психотерапевтических кругах, что даже не всегда ставится под сомнение, несмотря на то, что сомневаться в нем необходимо. Ведь прощение не избавляет пациента от скрытого гнева и ненависти к себе, но может очень опасно замаскировать эти чувства.

Следует помочь пациенту избавиться от навязанного извне чувства вины (а это, пожалуй, первоочередная задача психотерапии), а не нагрузить его дополнительными требованиями — требованиями, лишь укрепляющими это чувство. Квази-религиозный акт прощения никогда не разрушит устоявшуюся модель саморазрушения.

Но часто даже присутствующее давление на пациента с тем, чтобы он простил, существенно снижающее шансы на успешность терапии, не представляется многим абсурдным.
Именно это повсеместно распространенное требование простить мобилизует застарелые страхи пациентов и заставляет их подчиниться авторитету психотерапевта.

И чего же этим добиваются терапевты – разве что они делают это, чтобы заставить свою совесть молчать?

Во множестве случаев все можно разрушить одной-единственной фразой – сбивающей с толку и в основе своей ошибочной. И то, что подобные установки вбиваются в нас с самого раннего детства, лишь усугубляет ситуацию. Сюда же прибавляется общепринятая практика злоупотребления властью, которой пользуются терапевты, чтобы справиться со своим собственным бессилием и страхом.

Пациенты же убеждены, что психотерапевты говорят с позиций своего неопровержимого опыта, и таким образом доверяют «авторитетам». Пациенту невдомек (да и откуда ему знать?), что на самом деле это лишь отражение страха самого терапевта перед страданиями, пережитыми им от рук собственных родителей. И как в этих условиях пациент должен избавляться от чувства вины? Напротив, он просто-напросто утвердится в этом чувстве.

Проповеди о прощении обнажают педагогическую природу некоторых видов психотерапии. К тому же, они разоблачают бессилие тех, кто это проповедует. Странно, что они вообще именуют себя «психотерапевтами» — скорее уж, им стоило бы называться «жрецами».

В результате их деятельности дает о себе знать незрячесть, унаследованная в детстве – незрячесть, на которую могла бы указать настоящая терапия.
Пациентам все время твердят: «Ваша ненависть – причина ваших болезней. Вы должны простить и забыть. Тогда вы выздоровеете».
И твердят до тех пор, пока пациент не поверит в это, а терапевт не успокоится. Но ведь не ненависть довела пациента в детские годы до немого отчаяния, отрезав его от его чувств и потребностей — это сделали моральные установки, постоянно давившие на него.

Мой опыт был совершенно противоположным прощению – а именно, я взбунтовалась против издевательств, которые пережила; я распознала и отвергла ошибочные слова и действия моих родителей; я озвучила свои собственные потребности, что в конце концов и освободило меня от прошлого. Когда я была ребенком, все это игнорировалось в угоду «хорошему воспитанию», и я сама научилась всем этим пренебрегать, лишь бы быть тем «хорошим» и «терпеливым» чадом, которое во мне желали видеть мои родители. Но сейчас я знаю: у меня всегда была потребность разоблачать и бороться против мнений и отношения ко мне, которые разрушали мою жизнь, бороться везде, где бы я это не замечала, и не терпеть молча. Однако я сумела добиться успеха на этом пути, лишь прочувствовав и пережив то, что со мной творили в раннем возрасте. Не допуская меня к моей боли, религиозные проповеди о прощении лишь затрудняли этот процесс.

Требования «хорошо себя вести» не имеют ничего общего ни с эффективной терапией, ни с самой жизнью. Многим людям эти установки перекрывают путь к свободе.

Отказываясь прощать, я утратила эту иллюзию. Травмированный ребенок без иллюзий, разумеется, жить не может, но зрелый психотерапевт способен с этим справиться. Пациент должен иметь возможность спросить у такого терапевта: «Почему я должен прощать, если у меня никто не просит прощения? Мои родители отказываются понять и осознать, что они со мной сделали. Так почему же я должен пытаться понять и простить их за все, что они творили со мной в детстве, при помощи психо- и трансакционного анализа? Какой в этом толк? Кому это поможет? Это не поможет моим родителям увидеть правду. Однако для меня это создает трудности в проживании моих чувств – чувств, которые дадут мне доступ к истине. Но под стеклянным колпаком прощения эти чувства не могут дать свободные всходы». Подобные размышления, к сожалению, нечасто звучат в психотерапевтических кругах, а вот прощение там – непреложная истина. Единственный возможный компромисс – установление различий между прощением «правильным» и «неправильным». И эта цель может вообще не подвергаться сомнению.

Я спрашивала у многих терапевтов, почему они так верят в необходимость прощения пациентами родителей ради исцеления, но ни разу не получила даже вполовину удовлетворяющего меня ответа. Очевидно, что такие специалисты даже не сомневались в своих утверждениях. Не могу себе представить, чтобы в обществе, где над детьми не издеваются, но любят и уважают их, сформировалась бы идеология прощения за немыслимые жестокости. Эта идеология неотделима от заповеди «Да не посмеешь ты осознать» и от передачи жестокости последующим поколениям. Именно нашим детям приходится расплачиваться за нашу несознательность. Страх, что родители нам отомстят, является базой для нашей устоявшейся морали.

Как бы то ни было, распространение этой тупиковой идеологии через педагогические механизмы и ложные моральные установки можно прекратить путем постепенного терапевтического обнажения ее сути. Жертвы жестокого обращения должны прийти к своей правде, осознавая, что им ничего за это не будет. Морализаторство только уводит их с верного пути.

Уже доказано, что даже если ребенок был в угнетенном положении все свое детство, то вовсе не обязательно, что такое состояние будет его судьбой и во взрослом возрасте. Зависимость маленького ребенка от родителей, его доверчивость, его потребность любить и быть любимым – безграничны. Эксплуатировать эту зависимость и обманывать ребенка в его устремлениях и потребностях, а затем преподносить это как «родительскую заботу» — преступление. Подавляя боль и сопутствующие ей состояния, детский организм предотвращает смерть, которая была бы неминуема, если бы столь тяжелые травмы переживались в полном сознании.

Остается лишь порочный круг подавления: истина, бессловесно зажатая внутри тела, дает о себе знать при помощи симптомов, чтобы ее наконец-то признали и отнеслись к ней всерьез. Однако наше сознание не соглашается с этим, как и в детстве, потому что еще тогда оно усвоило жизненно важную функцию подавления, как и потому, что никто нам уже во взрослые годы не объяснил, что правда не ведет к смерти, но, напротив, может помочь нам на пути к здоровью.

Автор: Алис Миллер — Драма одаренного ребёнка .