Орфей и Эвридика (Гектор Шульц)

Однажды у речного бога Эагра и музы неебической поэзии Каллиопы родился сын, которого назвали Орфеем. Только вылупившись, он сразу же огласил родной дом песней, от которой яйца Эагра скукожились, словно сушеные киви.

— Очередной, блядь, певец, — расстроенно сказал Эагр, рассматривая поющего младенца, который подыгрывал, лупя себя по коленке.
— Не так плохо, — ответила ему муза Каллиопа. – У Талии вон Петросян родился.
— Ну почему не герой? – не унимался Эагр. – Не полубог? Не философ на крайний случай?
— Скажи спасибо, что не говнарь, — улыбнулась муза, когда Орфей завел новую песнь, выводя «Дым над водой» луженой глоткой.
И стал Орфей жить с родителями и петь песни. Музыкант из него был просто охуительный. Такой, коего заслушался сам Аполлон, который помимо самолюбования и соблазнения дев, ценил музыку.
— Неплохо, малец, — рек он и протянул маленькому Орфею лиру. – А ну попробуй это.

— Соска родного я в рот не брал,
В тепле душевном не взращённый.
Никто мне имени не дал,
Я непонятно как рождённый!
Ты слышишь, мать, которой нету,
Клянусь найти тебя к рассвету,
И раной отплатить глубокой,
И утопить в реке широкой, — запел Орфей, только ударив по струнам. Слезы потекли по щекам Аполлона, столь прекрасна была песня. Только папа Эагр забился в угол, откуда смотрел на сына безумными глазами и быстро-быстро намыливал веревку.

Скоро об Орфее говорила вся Греция, а его концерты собирали аншлаги. Толпы прекрасных фанаток закидывали певца трусами и лифчиками из козьей шерсти, но Орфей смотрел только на одну. На прекрасную Эвридику. Понятно, что когда Орфей сделал Эвридике предложение, та не смогла от него отказаться. И стали они жить-поживать, да добра наживать. А вот хуй. Это древнегреческие мифы и тут это блядское правило не работает.

Пошли как-то Орфей и Эвридика в лес, по грибы да по ягоды. Орфей сидел на камне и пел, терзая струны своей лиры, ибо ничего больше не умел, а Эвридика собирала цветы и слушала пение мужа. Но тут её укусил бабий овод, который наполняет голову всякой хуйней и привиделось Эвридике, что за ней кто-то гонится. Кто-то большой и лохматый, рычащий и ломающий сучья. Нет, не Джигурда. Кто-то страшный и могучий. Я сказал, что это не Джигурда. И ломанулась Эвридика бежать сама не ведая куда, ударяясь лицом об деревья и спотыкаясь об камни. И добежала до змеиного гнезда, в которое ухнула двумя ногами. Змеям это не понравилось и они укусили Эвридику, попутно прошипев страшные проклятия. Но Эвридика змееустом не была, поэтому большую часть шипения не поняла. Зато поняла, что ей пиздец, когда на землю упала тень от черных крыльев.

Орфей, который в моменты пения ничего не видел и не слышал, вдруг понял, что давно сидит на поляне один, а благодарных слушателей нет. Если не считать медвежье говно и прочий мусор, которые смиренно слушали прославленного барда.
Пошел Орфей искать жену и увидел, как её бедную и несчастную уносит странная хуебень с черным лицом и черными крыльями. Нет, это не Эдди Мерфи, а Танатос. Сама Смерть.
Напрасно Орфей кричал и молил Танатоса вернуть ему жену, бог смерти был непреклонен. Не соблазнили его даже вип-билеты на следующий концерт и проход за сцену. Унес он бедную распиздяйку Эвридику в подземное царство, ибо нехуй ломиться в лес и разрушать дома аспидов всяких.

Закручинился Орфей и стал пиздострадать. Лиру свою забросил, концерты отменил, вместо автографов срамословные слова всякие писал и призывы пойти на хуй. В этот миг родились у него другие песни – грустные и невообразимо жалостливые. Все о любимой жене, которую унес ебаный чернолицый бабай. И такая сила была в этих песнях, что даже камни следовали за Орфеем, птицы замолкали и звери прекращали жрать себе подобных, когда пел великий певец о своей любви.
Устав от пиздостраданий, Орфей решил найти вход в подземное царство Аида и забрать оттуда жену. А еще лицо Танатосу разбить в кровавые сопли за такую подставу. Долго искал он вход и наконец-то нашел.
Спустившись в древнегреческий Ад, Орфей, преисполнившись уверенности, отправился на поиски жены. Сжав зубы, проходил он мимо вздыхающих теней и уродливых тварей, которые обитали во тьме. Пока не дошел до реки Стикс. Ядовитые воды Стикса испугали было певца, но тот снова сжал зубы и лиру в руке, направился к лодке, в которой мирно клевал носом перевозчик Харон.

— Привет, — сказал Орфей.
— Привет, — ответил Харон, разлепив глаза. – Чего надо?
— Перевези меня на тот берег, добрый Харон, — сказал Орфей и улыбнулся. Но Харону было похуй на его улыбку и он покачал головой.
— Нет.
— Пидо… Пожалуйста, Харон.
— Да вы, блядь, издеваетесь! – взвился демон Аида. – Сначала Геракл приходит за Цербером, а мне говно потом убирай за ним. Потом кретин какой-то по имени Данте. Теперь и ты. Знаешь что? На хуй иди! Царство мертвых для мертвых, а не для живых. Аид не резиновый, всех не вместит.
— Ну пожалуйста, — заканючил Орфей и тронул струны своей лиры. – А я тебе песню спою.

И начал петь Орфей, а глаза Харона округлились от удивления, ибо не слышал он еще столь прекрасной песни. Песни о тоске по любимой, о кровоточащем сердце, о ебаных гадах и ебаном Танатосе, которые забрали любимую Орфея. Качал головой Харон и не шевелился, слушая Орфея. Даже души, ждущие своей очереди, замолчали, слушая великую заунывную песнь. А Орфей пел и голос его набатом звучал в мраке подземного царства.
Он за всех и ничей ,
В его глаз хоть залей.
Нету круче и злей.
У него эгегей,
Искусительный змей.
— Хватит! Пожалуйста! – взмолился Харон. – Сердце от грусти разрывается, когда ты поешь. Садись в блядскую лодку и поехали уже.
— Оки-токи, — обрадовался Орфей и прыгнул в лодку. Он не удивился, почему души, стоящие на берегу, плачут кровавыми слезами и вытирают кровь, льющуюся из ушей. Все его мысли были только о ней. Об Эвридике.

Долго шел Орфей по подземному царству и лишь песни давали ему силу идти. И ни одна душа не смела его задерживать, столь сильна была его тоска. Выл от страха Цербер, пытаясь задушить себя цепью, тень Билла Каулица облысела и заскулила, страшные ламии шарахались от силы его музыки и прятались в глубоких пещерах, забыв гамбургеры из человечины. И лишь владыка Аид мрачно смотрел на наглеца, пришедшего к нему с просьбой.

— Нездоровая тенденция, — процедил Аид, обращаясь к своей жене, прекрасной Персефоне.
— Не Ад, а проходной двор, — согласилась та, обрабатывая пилкой ноготки. – Спусти на него Цербера и пошли Дом 2 смотреть.
— Прости, владыка. Я за женой своей пришел. Прекрасной Эвридикой. Укусил её аспид проклятый, а проклятый Танатос забрал её в твое царство. Верни мне жену, а Танатосу проклятому крылья его в жопу ему же засунь. Пожалуйста, — вежливо сказал Орфей, бесстрашно смотря на владыку подземного мира.
— А если я скажу нет?
— Пидор… — осекся Орфей и вновь ударил по струнам своей лиры. – Я спою тебе. Спою о своей любви.
Побежали у Персефоны слезы из глаз. Даже мрачный Аид вздохнул и задумался. Слюнявая Эмпуза отложила младенца, из которого пила кровь, и внимательно слушала певца, который пел. И дрогнуло сердце Аида. Опустил он свой жезл, которым уебать Орфея хотел, и посмотрел на заплаканную жену.
— Отдай ему, блядь, что он хочет, — взмолилась та, когда Орфей завел новую песню о любви, у которой села батарейка. – Пожалуйста, Аидик. Только пусть больше не поет.
— Ладно, — буркнул Аид и обрадованно воскликнул Орфей. – Есть одно «Но». Ты пойдешь обратно, а твоя Эвридика пойдет за тобой. Но ты должен во-первых, заткнуться и не петь, а во-вторых, не оглядываться. Оглянешься хоть раз и Эвридика навсегда останется здесь. А лиру твою я тебе в жопу засуну.
— Идет, — кивнул Орфей и, развернувшись, потопал обратно.

Обратный путь занял вдвое меньше времени, но на сердце певца было неспокойно. Не верил он Аиду. Не верил, что за ним любимая жена идет. И проникло в сердце Орфея знаменитое древнегреческое безумие. Взял он и оглянулся, когда до неба три метра оставалось, а там его Эвридика стоит. Бледная, жилка синяя во лбу бьется, и румянца на щечках нет. Вздохнула она, прокричала ругательство, что Орфей – распиздяй редкостный и исчезла.
Напрасно молил Орфей Харона, чтобы паромщик опять его перевез. Лишь по спине веслом получил певец. И Цербер вставил в уши вату и попытался укусить Орфея. Понял тот, что ему здесь не рады и, кляня собственный долбоебизм, отправился восвояси со своей злоебучей лирой.

Долго он еще блуждал по земле, пел песни о своей потерянной любви и рвал людям сердца с ушами до крови своей музыкой, пока не нарвался на пьяных баб с небритыми ногами, которые оказались менадами и любовницами Диониса.
Отказался грустный Орфей исполнить им песню «О, Боже, какой мужчина» и был разорван на части, ибо пьяная баба пизде не хозяйка, а когда пьяный хочется душевной музыки. Куски пьяные бабы выбросили в море-окиян и вернулись к вину. Древнегреческое безумие во всей красе. Океан вернул миру только голову и лиру прославленного певца. Голова еще долго пророчествовала в одном святилище на Лесбосе, а лиру Зевс поместил на небо, как дань памяти таланту Орфея.

На сем – все. Ну а с вами был дядя Гектор. Если вам понравилась эта душещипательная история любви, то ставьте лайк видео и посту, подписывайтесь на канал. Обязательно, блядь, подписывайтесь. И оставляйте слезливые комментарии на тему – «Какая песня Орфея круче всего». Едрить вас. Покеда.

(с) Гектор Шульц