Миф о царе Эдипе и его поразительной везучести во всём (Шульц)

Возвращаясь к теме безумств в древней Греции, нельзя не упомянуть познавательную и немного (на самом деле – много) ебанутую историю фиванского царя Эдипа, который хуй знает, чем так не угодил судьбе, что его жизнь была наполнена разного рода сложностями. Впрочем, обо всем по порядку. Налейте себе винца из дикого винограда, погладьте соседского сфинкса и в путь по пыльным дорогам Греции.

Эдип был сыном фиванского царя Лая и мифы говорят нам, что невезучесть Эдипа прямым образом зависит от ебанутого папаши, умудрившегося прогневить богов. В молодости Лаю приглянулся один смазливый вьюноша с синей жилкой во лбу. Юношу звали Хрисипп и был он сыном царя Пелопа, некстати приютившего под своей крышей будущего папу Эдипа. В ответ на гостеприимство, Лай похитил сына царя Хрисиппа, увез его в Фивы и вероломно выебал в жопу, таким образом обесчестив вполне себе гетеросексуального (что уже странно для Греции) юношу. Понятно, что Пелоп не вытерпел такого вероломства и проклял Лая к хуям, наслав на него гнев греческих богов. Чуть позже Лай стал царем Фив, женился на прекрасной женщине Иокасте, да вот незадача. Наследничков наплодить он так и не смог. А виной всему отъебанный в молодости Хрисипп.
Отправившись в Дельфы, к Оракулу, Лай узнал, что виноваты не его сморщенное достоинство, а проклятие царя Пелопа. А тут еще и Оракул жути нагнал, когда нанюхался трав и возвестил Лаю пророчество.
— Ты можешь зачать сына, но потом от его руки умрешь, — рекли боги устами Оракула.
— В смысле, блядь? – возмутился Лай. – На кой ляд он мне тогда нужен?
— Нельзя тебе детей иметь. Мы запрещаем, — снова рекли боги. Лай вроде бы согласился, но боги и в третий раз напомнили ему о том, что рождение ребенка запрещено. – Нельзя тебе…
— Да понял, понял. Отъебитесь, — махнул рукой Лай и отправился в Фивы домой.
— А нечего было вьюношей в жопы ебать без их согласия, — оскорбились боги и умолкли. Лай вернулся в Фивы и вроде бы тщательно следил, чтобы пророчество случайно не начало исполняться. И опростоволосился, когда ужрался вина и, спотыкаясь, влез на свою жену, попутно оплодотворив её.

Испугался царь и, дождавшись рождения наследника, велел того выбросить к хуям с горы. Но старый слуга ослушался царя, жалко ему дитенка стало и отнес он его к пастухам, у которых оный дитенок стал жить.
Житие его нельзя назвать счастливым. Пас Эдип коз, пил вино и спал на земле, покуда соседские дети не стали его задирать и именовать безотцовщиной. Оскорбленный Эдип, вместо раздачи пиздюлей всем причастным, отправился в Дельфы к Оракулу. И тут уже Оракул поведал ему немного правды и рассказал о пророчестве. Ужаснулся Эдип, думая, что теперь обязан папу-пастуха уебать и сбежал из дома. А отправился он, куда бы вы думали? В Фивы! И тут случился показательный пример того, что с древнегреческими пророчествами лучше не шутить.

Доебались до Эдипа какие-то странные люди на перекрестке трех дорог и Эдип, не мудрствуя, решил отказаться от мира и привнес в жизни агрессивного быдла войну. Иными словами – угондонил всех к ебаной матери, ибо не понравилось ему, что колесом ногу отдавили, а потом орать начали. Как вы уже догадались, одним из тех странных людей был самый настоящий папка Эдипа – царь Лай. Но Эдип пока не знал, что убил отца-жополюба, и, омыв ноги в ручье, отправился дальше, пока не наткнулся на сфинкса – мифическую полуженщину-полульвицу.
Сфинкса поставила на дороге в Фивы сама богиня Гера. А все из-за того случая с Хрисиппом и Лаем и их актом мужеложства. Сфинксу было наказано душить людей методом Геракла, если оные люди не отгадают сфинксову загадку.

— Ох ты ж йоб, — удивился Эдип, когда крылатая тень перегородила ему дорогу, а чуть позже увидел и обладательницу этой тени. – Не пойму. Вроде баба, а вроде киска… Слышь, кошачье! Ты что за страховидла и какого биса в кустах прячешься?
— Я – Сфинкс, — ответила Сфинкс и тут же добавила, пока Эдип новые вопросы задавать не начал. – Ответишь на мою загадку правильно, и я тебя отпущу. Не отгадаешь – задушу и сожру без соли.
— Хм… — хмыкнул Эдип и, пожав плечами, согласился. – Ладно. Давай загадку. Только нормальную, а не всякие там «Маленький Борис на веревочке повис» и «Маленькое, зеленое, на стене висит и плачет». Знаем, проходили!
— Скажи мне, кто ходит утром на четырёх ногах, днём — на двух, а вечером — на трёх? Никто из всех существ, живущих на земле, не изменяется так, как он. Когда ходит он на четырёх ногах, тогда меньше у него сил и медленнее двигается он, чем в другое время, — поскреб макушку Эдип и на минутку задумался. Впрочем, ответ витал незримо в воздухе и ждал, когда Эдип обратит на него внимание.
— Вообще, на моего дядю Христопраза – наичернейшего долбоеба — похоже, — уклончиво ответил Эдип. – Утром он с бодуна еле ползает на карачках, днем вроде расхаживается, а вечером, когда ему тетя Настурция колено выбивает за пропитого барашка, с бадиком ходит.
— Это твой ответ? – спросила Сфинкс, жадно облизнувшись, но Эдип тут же замотал руками. – Ладно. И каков ответ?
— Ну так… Человек же, — ответил Эдип.
— Охуеть, какой умный мальчик, — съязвила Сфинкс и, не вынеся позора, ладно ебнула с горы вниз и разбилась об камни, не выдержав позора.
— Странная какая-то киска, — вновь пожал плечами Эдип и двинулся дальше в Фивы.

А в Фивах его ждал триумф, ибо жители прослышали, что Эдип одолел Сфинкса, а тут еще кто-то угондонил царя местного и Эдипу логично сразу же отдали не только трон, но и веселую вдовушку Иокасту, которая была мамой Эдипа. Стал Эдип жить и добро наживать. И нажил в количестве нескольких детей от родной мамы.
Тут проснулись греческие боги, которые вдруг узрели в ситуации что-то противное и ебанутое, после чего наслали на город и его жителей чуму. Когда же Эдип воззвал к ним через прорицателя Тиресия, то правду узнал весьма отвратную.
— Помнишь того быдло-мужика, которого ты по дороге в Фивы убил? – спросили боги.
— Ага, — ответил Эдип. — Поделом ему, быдлу окаянному.
— Вот это и был царь Фив, Лай. И за то, что ты его убил, все страдают от чумы.
— Да ладно! – возмутился Эдип. – Сфинкса тоже на меня повесите?
— Не. Сфинкс сама с горы сиганула, — смилостивились боги. – Короче, пока ты из города не уйдешь, все будут умирать и голодать. А еще, Лай твой отец. А Иокаста – твоя мама.
— Пиздец, — прошептал побледневший царь. – А чего вы мне это только сейчас говорите? И почему сразу не сказали об этом?
— Скучно было бы. Да и Эсхилу трагедию не с чего писать было бы. Ладно, покеда, Эдип, — ответили боги и умолкли.
— Охуеть, — сказала Иокаста и самоубилась, не вынеся такого поворота сюжета.
— Охуеть, — сказал Эдип и выколол себе глаза, осознав, что делал.
— Охуеть, — сказали сыновья Эдипа и выгнали его из города с дочерью Антигоной – единственной, кто не озлобился на папу.
— Охуеть! – хором произнесли Эсхил, Софокл и Еврипид, записывая что-то яростно в свитки и споря друг с другом о праве первой очереди на выпуск трагедии «Царь Эдип».
— М-да, — проворчал с облака Зевс, хрустя попкорном. Он швырнул в Гефеста пустое ведро и скомандовал. – Переключи канал. Тут сериал закончился…

Ну а что Эдип? Долго странствовал изгнанник по землям греческим, пока не упокоился в храме Эриний около Афин и лишь одна Антигона была с ним до самой смерти.
На сём – все. С вами был дядя Гектор. Едрить вас по традиции. И покеда.

(с) Гектор Шульц