Иван – крестьянский сын и Змей (Julaye Madyara)
В некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик со старухой, и было у них три сына. Младшего, молчаливого да сметливого, назвали они Иванушкой. Жили они – не ленились, все вместе трудились: пашню пахали, хлеб засевали.
Разнеслась однажды в том царстве-государстве дурная весть: собирается род змеиный на их землю напасть, людей истребить, города и села огнем пожечь, лучших девушек в ополон угнать. Затужили старик со старухой, загоревали. Старшие сыновья утешают их:
— Не горюйте, батюшка с матушкой. Пойдем мы на чудо-юдо, будем с ним биться насмерть. А чтобы вам одним не тосковать, пусть с вами Иванушка останется – слишком молод он еще, чтоб на бой идти.
— Нет, — говорит Иван, — не могу я дома оставаться, да вас дожидаться. Поеду я тоже со змеем биться, будет вам сподручней.
Не стали старик со старухой его держать да отговаривать, снарядили всех троих сыновей в путь-дорогу. Взяли братья дубины тяжелые, взяли котомки с хлебом да солью, сели на добрых коней и поехали.
Долго ли, коротко ли ехали, как попали в густой дремучий бор. Повстречался им старый человек на развилке. Пальцы скрюченные, борода до колен, а глаза совсем белые – слепой человек.
— Здорово будьте, добры молодцы. – говорит дед, услышав стук копыт.
— Здравствуй, дедушка.
— Куда вы путь держите?
— А тебе-то чего, старик? – отвечают старшие братья. – Куда нам надо, туда и едем. Ты своей дорогой иди.
И дальше поскакали. Один только Иван с коня слез, и к пешему подошел.
— Едем мы с братьями с поганым чудом-юдом биться, родную землю защищать.
— То дело правое. – отвечает дед. – Только с чем вы против чуда-юда едите? С копьями острыми, аль со стрелами легкими?
— Нет, дедушка, из оружия у нас только дубинки.
— Ой нехорошо, добры молодцы… – качает головой дед. – Головы свои не бережете. А знаешь что, милый? Найди-ка мне палку крепкую – с ней слепому сподручней ходить будет. Я тебе и расскажу, где оружие достать можно.
Пошел Иван в лес, сломал молодую березку в руку толщиной, ветви отбил, и деду принес. Тот на палку оперся: обернулась березка золотым посохом, узором изукрашенным – Иван стоит, слова вымолвить не может.
— За твою доброту да помощь старому человеку, расскажу я тебе одно место заветное. Проедешь на восход солнца семь верст, увидишь горы железные. В самой высокой, на которой снег и в жару не тает, есть пещера. Вход в нее сорокапудовым камнем закрыт. Вот тебе огниво – черкни им по камню – рассыплется камень искрами. Злата, да добра всякого разного в этой пещере немерено схоронено. Есть там и три меча булатных. Те мечи заговоренные: кого ими заденешь – голова с плеч летит. Как найдешь пещеру, бери только три этих меча. Ничего больше не трогай, иначе до конца времен там же и останешься.
Поблагодарил Иван старика, поскакал дальше и догнал старших братьев.
— Я, — говорит, — поеду дорогу разведать. Вы же здесь на ночевку до утра встаньте, меня долго не будет.
Братья плечами пожали, да и согласились. Проскакал Иван семь верст на восход солнца, только к вечеру до железных гор доскакал. Нашел среди них самую высокую, и в ней же пещеру, сорокапудовым камнем приваленную. Достал огниво, что старик на развилке ему дал, чиркнул по валуну – вспыхнул камень и рассыпался искрами. Впереди пещера. Хотел было Иван факел от каменных искр зажечь, да как солнце зашло, увидал, что злато в глубине пещеры само ярко светится.
Внутри сокровищ разных, да оружия, да шелков и ковров дорогих – видимо-невидимо. Хотел было Иван кубок позолоченный в руки взять, да как только притронулся – золотыми стали ногти на пальцах. Тут же отшвырнул он кубок. Видит, висят на стене три меча, булатной сталью точь-в-точь как зеркала поблескивают. Взял он три меча, да и пошел обратно. Как наружу вышел, так искры на земле вновь камнем сорокапудовым стали, а огниво, стариком подаренное, подевалось куда-то.
Приехал Иван к становищу братьев уже засветло – не удалось ему поспать ночью. Отдал братьям два меча булатных, и дальше они поскакали.
День скачут, другой, и приехали в какую-то деревню. Смотрят – кругом ни одной живой души. Все повыжжено, поломано. Большая яма в земле с опаленными краями вместо деревни. Стоит только на отшибе покосившаяся избушка. Вошли братья в избушку. В доме никого, только в подполе одна бабка сидит.
— Здравствуй, бабушка. – говорят братья.
— Здравствуйте, молодцы. Куда путь держите?
— Ты б лучше сначала покормила с дороги… – только хотел сказать старший, но Иван его одернул.
— Едем мы, бабушка, на реку Смородину, на калиновый мост. Хотим с чудом-юдом сразиться, на свою землю не допустить.
— Ох, молодцы, за трудное вы дело взялись… Ведь он, злодей, всех разорил, разграбил. Вот и до нас недавно добрался… Только я одна здесь уцелела.
Переночевали братья у старухи, поутру рано встали и отправились в путь-дорогу.
Подъезжают к самой реке Смородине, к калиновому мосту. По всему берегу лежат мечи, луки поломанные, да кости человеческие. Туман по реке стелится, дух тяжелый от воды идет…
Нашли братья пустую избушку и решили остановиться в ней.
— Ну, братцы, — говорит Иван, — заехали мы в чужедальнюю сторону, надо здесь ко всему быть внимательными. Давайте по очереди в дозор ходить, чтоб чудо-юдо через калиновый мост без нашего глаза не перешел.
В первую ночь отправился в дозор старший брат. Прошел он по берегу, посмотрел за реку Смородину – никого не видать, ничего не слыхать. Лег под ракитов куст, да там и захрапел.
Иван лежит в избушке – не спится ему, не дремлется. Как пошло время за полночь, взял он свой меч булатный и отправился к реке Смородине.
Слышит – в кустах старший брат спит, да так храпит, что аж трава кругом шевелится. Не стал Иван его будить. Спрятался он под калиновый мост, стоит, проезд сторожит.
Вдруг на реке воды взволновались, на дубах орлы раскричались – подъезжает к мосту Змей о шести головах. Как взъехал, на середину моста, конь под ним споткнулся, на плече черный ворон встрепенулся, позади верный пес ощетинился. Говорит Змей шестиголовый:
— Что ты, мой конь, споткнулся? От чего ты, черный ворон встрепенулся? Почему ты, верный пес ощетинился? Или чуете вы, что Иван – крестьянский сын здесь? Так он еще не родился, а если и родился, так на бой не сгодился! Я его на одну руку посажу – другой прихлопну.
Вышел тут Иван – крестьянский сын из-под моста, и говорит:
— Не хвались раньше времени, чудо-юдо поганое! Не подстрелив ясна сокола, рано перья щипать. Давай-ка лучше силы пробовать: кто кого первым одолеет, тот и хвалиться будет.
Вот сошлись они, поравнялись, да так ударились, что кругом земля загудела. Змею не посчастливилось: Иван – крестьянский сын с одного маха сшиб ему три головы. Где кровь змеиная на землю упала, там вся трава зеленая сгорела.
— Стой, Иван! – говорит Змей. – Дай времени передохнуть!
— Какой может быть отдых? У тебя три головы, а у меня всего одна! Вот когда у нас голов поровну будет – тогда и отдыхать станем.
Снова они сошлись, снова ударились. Иван – крестьянский сын срубил Змею и последние три головы. После того рассек туловище на мелкие части, и побросал в реку Смородину, а шесть голов под калиновый мост сложил. Сам в избушку вернулся, и спать лег.
Поутру приходит старший брат. Спрашивает его Иван:
— Ну что, не видал ли чего за ночь?
— Нет, братцы, мимо меня и муха не пролетала.
Иван ему ни слова на то не сказал, только усмехнулся.
На другую ночь отправился в дозор средний брат. Походил он, походил, посмотрел по сторонам и успокоился. Забрался в кусты, и спать лег.
Иван и на него не понадеялся. Как пошло время за полночь, тотчас он снарядился, взял острый меч, и пошел к реке Смородине. Спрятался под калиновый мост и стал караулить.
Вдруг на реке воды всколыхались, на дубах орлы раскричались – подъезжает к мосту Змей девятиголовый. Только на калиновый мост взъехал, конь под ним споткнулся, на плече черный ворон встрепенулся, позади верный пес ощетинился.
— Что ты, мой конь, споткнулся? От чего ты, черный ворон встрепенулся? Почему ты, верный пес ощетинился? Или чуете вы, что Иван – крестьянский сын здесь? Так он еще не родился, а если и родился, так на бой не сгодился! Я его одним пальцем убью.
Выскочил Иван – крестьянский сын из-под калинового моста:
— Погоди, чудо-юдо, не хвались – прежде за дело примись! Еще посмотрим, чья возьмет.
Как взмахнул Иван своим булатным мечом раз-другой, так и снес у Змея шесть голов. А Змей палицей ударил – по колени Ивана в сырую землю вогнал. Захватил тогда Иван горсть песка, и бросил врагу в самые глазищи. Пока Змей не видел ничего, срубил ему Иван и остальные головы. Потом рассек туловище на мелкие части, побросал в реку Смородину, а девять голов под калиновый мост сложил. Сам в избушку вернулся. Лег, да и заснул крепко до утра.
Утром приходит средний брат.
— Ну что, — спрашивает Иван, — не видал ничего за ночь?
— Нет, мимо меня и комар не пролетел.
— Ну, коли так, то пойдемте-ка, к мосту. Щас я вам покажу, братцы дорогие, какие тут «комары» и «мухи» ночами летают.
Привел их Иван под калиновый мост, показал змеиные головы.
— Ну что, – говорит, – хороши комар и муха? Вам бы, братцы, не воевать, а дома на печке лежать.
Застыдились братья.
— Сон, — говорят, — повалил…
На третью ночь собрался идти в дозор сам Иван.
— Я, — говорит, — на страшный бой иду. Вы же эту ночь не спите, прислушивайтесь: как услышите посвист, выпустите моего коня, и сам ко мне на помощь подъезжайте.
Пришел вечером Иван – крестьянский сын к реке Смородине, встал под калиновый мост, дожидается.
Только пошло время за полночь, сырая земля заколебалась, воды на реке взволновались, буйны ветры завыли, на дубах орлы раскричались. Выезжает на мост Змей двенадцатиголовый. Все двенадцать голов свистят, все двенадцать пламенем пышут. Пес у змеиный о двенадцати крылах. Шерсть у коня его медная, а хвост и грива железные. Только взъехал Змей на калиновый мост – конь под ним споткнулся, на плече черный ворон встрепенулся, позади верный пес ощетинился. Змей коня плеткой по бокам хлещет, ворона по перьям, пса по ушам.
— Что ты, мой конь, споткнулся? От чего ты, черный ворон встрепенулся? Почему ты, верный пес ощетинился? Или чуете вы, что Иван – крестьянский сын здесь? Так он еще не родился, а если и родился, так на бой не сгодился: я только чихну – и праха от него не останется.
Вышел тут из-под моста Иван – крестьянский сын.
— Погоди, чудо-юдо, хвалиться. Как бы тебе самому домой живым уехать.
— А, так это ты, Иван – крестьянский сын? Зачем пришел сюда?
— На тебя, вражья сила, посмотреть, да твоей храбрости испробовать.
— Куда тебе мою храбрость пробовать! Я таких, как ты, целое войско за жизнь, считай, спалил.
— Пришел я не сказки тебе рассказывать, и не твои слушать! Пришел я насмерть биться, от тебя, проклятого, добрых людей избавить.
Размахнулся тут Иван своим мечом, и срубил Змею три головы. Змей подхватил эти головы, чиркнул по ним огненным пальцем, к шеям приложил – и тотчас все головы приросли, будто с плеч и не падали.
Плохо пришлось Ивану: свистом Змей его оглушает, огнем жжет-палит, искрами осыпает, по колени в сырую землю молодца вгоняет. А сам и спрашивает, как бы между прочим:
— Не хочешь ли ты отдохнуть, а, Иван – крестьянский сын?
— Какой отдых может быть? – отвечает ему Иван. – Покуда меч из моих рук не выпадет, биться будем!
Свистнул тут Иван, бросил свою правую рукавицу в избушку, где братья его ждать должны были. Рукавица все стекла в окнах повыбила, а братья спят – ничего не слышат.
Размахнулся Иван еще раз, сильнее прежнего, и срубил Змею шесть голов. Змей подхватил свои головы, чиркнул огненным пальцем, к шеям приложил – и опять все головы на местах. Бросился он тут на Ивана, забил его по пояс в сырую землю.
Видит Иван – дело плохо. Снял левую рукавицу, запустил ею в избушку. Рукавица крышу пробила, а братья все спят, ничего не слышат.
В третий раз размахнулся Иван – крестьянский сын, срубил Змею девять голов. Змей подхватил свои головы, чиркнул огненным пальцем, к шеям приложил – головы опять приросли. Размахнулся палицей Змей, и всадил Ивана в землю по самые плечи…
Снял тогда Иван свою шапку, и бросил в избушку. От того удара закачалась избушка – чуть по бревнам не развалилась. Тут только братья проснулись, слышат – Иванов конь громко ржет, да с ремней рвется. Бросились они на конюшню, спустили коня, а следом за ним и сами побежали. Иванов конь прискакал, заржал громко, а Змею конское ржание – что иголки в уши. Засвистел Змей, зашипел, начал коня искрами осыпать.
Иван – крестьянский сын тем временем вылез из земли, подпрыгнул, и отсек Змею огненный палец. После того давай рубить ему головы. Сшиб все до единой! Тело на мелкие части рассек и побросал в реку Смородину.
Прибегают тут братья.
— Эх, вы! – говорит Иван. – За невнимательность вашу я чуть головой не поплатился!
Привели его братья к избушке, умыли, накормили и спать уложили. Поутру рано Иван встал, начал одеваться-обуваться.
— Куда ты вскочил в такую рань? – спрашивают братья. – Не надрывался бы, а раны лучше лечил.
— Нет, — лукавит Иван, — не до отдыха мне. Пойду к реке Смородине, свой кушак искать. Видать, во время побоища обронил.
— Ну нашел из-за чего жилы рвать!.. Заедем в город по дороге – новый купишь.
— Нет, мне свой нужен!
Отправился Иван к реке Смородине, да не кушак стал искать, а поднял с земли обугленный палец Змея о двенадцати головах. Тот ему свежей кровью чуть рукавицу не прожег. Видать, помнил, хозяйскую руку и на других Змеев вывести мог.
Перешел Иван – крестьянский сын на тот берег через калиновый мост, и направился по следам коня змеиного. Чем дальше идет, тем жарче палец змеиный распаляется – чует родную землю под собой. Долго ли шел, коротко ли, как вышел к змеиным каменным палатам. Тут палец совсем как живой в руке молодца вспыхнул, да Иван его в ручей холодный бросил. Прокрался он тихо под окна палат, и разговоры стал подслушивать – не замышляет ли еще чего род змеиный?
Смотрит – сидят в светлице змеиные жены, и мать их рядом тут же. Вино пьют, да думу думают. Первая говорит:
— Отомщу я Ивану – крестьянскому сыну за моего мужа. Забегу вперед, как он с братьями домой возвращаться будет, напущу жары, а сама обернусь колодцем. Захотят они воды испить – и с первого же глотка мертвыми свалятся!
Вторая говорит:
— Ежели не сморишь ты жарой братьев, я дальше по дороге обернусь яблоней. Захотят они по яблоку сорвать – тут их наизнанку и вывернет.
— А я, — говорит третья, — если не съедят они по яблоку, напущу на братьев сон да дрему. Сама же обернусь мягким ковром с пуховыми подушками. Решат братья на мне ночевку устроить – тут их и спалит огнем.
— Хорошо вы придумали. – говорит мать, старая змеиха. – Ну а если даже вы их не сгубите, я сама обернусь огромной свиньей, догоню их и всех троих пожру.
Иван – крестьянский сын дождался, когда змеиные жены опьянеют, выбрался из-под окон палат, и к избушке у реки вернулся.
— Ну что, нашел кушак свой? – спрашивают его братья.
— Нашел.
— И стоило на такую глупость время свое тратить…
— Уж поверьте, стоило.
После того собрались они, и поехали домой.
Едут они лесами, едут степями. Один день такой жаркий да знойный выдался, что сил никаких нет. Пить хочется – ужас! А нигде ни ручья, ни озера. Смотрят братья – стоит в степи колодец; в колодце серебряный ковшик плавает. Говорят они Ивану:
— Давай, братец, остановимся. Коней напоить стоило бы, да и самим напиться, а то, глядишь, до вечера не протянем.
— Неизвестно, что в том колодце за вода. – шепчет им Иван. – Может, гнилая да грязная.
Соскочил он с коня, да принялся мечом сечь и рубить тот колодец. Завыл колодец, заревел дурным голосом, а после и вовсе огненными брызгами разлетелся по воздуху. Тут уж и туман вечерний спустился, прошла жара, и пить не хочется.
— Ну что, родные? – спрашивает остолбеневших братьев Иван. – Видали вы на своем веку колодцы воющие?
— Какие еще колодцы, о чем ты говоришь?
Понял тут Иван, что братья, как змеиха померла, начисто про нее забыли. Поехали они дальше. На следующий день встречается им в чистом поле яблонька. Висят на ней яблоки с кулак размером, от сока блестящие. Только листья на ветру у яблони не колышутся, а неподвижно стоят, словно чешуи.
Спешились братья, хотели было яблоки рвать, да только Иван растолкал их вовремя, и давай мечом яблоню рубить. Взвыло дерево страшно, зашипело, как мертвая змея дугой изогнулось. Дунул ветер, и растаяла яблоня дымкой в воздухе.
— Видать, яблоки на ней тоже невкусные были… – говорит Иван про себя.
Долго ли едут, коротко ли – вечереет, звезды уж на небе видно. Смотрят братья – разостлан в поле ковер узорчатый, подушки на нем пуховые.
— Стемнеет скоро, надо на ночевку становиться. – говорят братья.
— Вот уж не мягко нам будет на этом ковре лежать! – одергивает их Иван.
Осерчали на него братья:
— Что ты за указчик нам: того нельзя, этого нельзя! Как с детьми малыми, честное слово.
Хотел было средний брат ногой на ковер заступить, да Иван вперед него на подушки свою сумку бросил. Вспыхнула сумка пламенем и в один миг сгорела – даже пепла от нее не осталось.
— Вот с тобой то же самое было бы. – усмехнулся Иван в спину напугавшемуся брату.
Подошел он к ковру, и изрубил его в мелкую пуховую пыль. Обратилась пыль в воду огненную, и землю под собой на аршин прожгла.
— Напрасно вы, братцы, ворчали на меня. — говорит Иван, залезая на коня своего. — Ведь и ковер, и яблоня, и колодец — все это змеиные жены были. Хотели нас погубить, да не удалось им.
Поехали братья дальше. Только за версту отъехали — вдруг звезды скрылись, ветра загудели, земля завыла: бежит за ними здоровущая свинья с белой щетиной, хочет Ивана с братьями пожрать. Тут молодцы, не будь дурны, вытащили дорожные котомки, каждая с пудом соли, и бросили на дорогу.
Увидала свинья котомки, обрадовалась, подумала, что Ивана — крестьянского сына с братьями нашла. Остановилась и стала жевать соль. А как распробовала, что человечиной соль не пахнет, снова по следу братьев побежала. Щетину подняла, зубами щелкает, вот-вот нагонит…
Как до дорожной развилки доскакали, наказал Иван братьям в разные стороны ехать. Сам он с лошади спрыгнул и в кустах притаился.
Подбежала свинья к развилке, остановилась — не знает, кого прежде догонять. Пока она стояла, да мордой вертела, выскочил на нее Иван, мечом взмахнул и рассек свинью на две части. Рассыпалась свинья прахом, а ветер тот прах во все стороны развеял.
С тех пор все Змеи в тех краях повывелись — без страха люди жить стали. А Иван — крестьянский сын с братьями вернулись домой, к отцу да матери. И стали они жить-поживать, поле пахать, да пшеницу сеять.
(с) Julaye Madyara \ материал Archaic Heart
К слову о Змеях. Учитывая, что ребята и их жены были многоголовыми, с генетикой рептилий и вполне себе разумными, есть версия о том, что так народ описал небезызвестных в Индии и Индоекитае Нагов — скрытно живущую, но сильную расу энкитахтов с преимущественно огненными движками душ