Навигация

  • Боги, Пантеоны и Мифология
  • Песочница. Архив Статей и Авторских техник
  • Контакты и Ссылки
  • Книга Отзывов о проекте Archaic Heart
  • Мерч Archaic Heart
  • Онлайн гадание

    Саамские сказки и легенды

     

    Война зверей

    Маленькая птичка свила себе гнездо. Снесла яичко и села высиживать птенцов. Мало времени прошло, вылупились птенчики. Мать принялась их кормить и выращивать.
    А внизу была мышь. Она часто поднималась в гнездо к своей соседке – маленькой птичке. Она приходила к ней в гости.
    Однажды пришла мышь, по гнездышку похаживала, перышки и пушинки, веточки и соломинки поправляла и приглаживала получше, а потом попросила птичку принять ее в дом.
    — Внизу очень сыро,- сказала она и почесала носик.
    Птичка ей отвечает:
    — У меня детей полный дом! Как мы будем жить в тесноте?
    — А мы гнездышко поширим, пожмемся и как-нибудь уместимся.
    Пустила птичка эту мышь в дом.
    Ну, и пришла мышь жить. Кое-как утеснились в одном гнезде. Птенчики греют мышь, мышь греет птенчиков, птичка сидит наверху – греет всех. Хорошо мышке в гнездышке птички.
    Родились и у мыши детеныши. Ну, и стали жить-поживать, детей выхаживать.
    Маленькая птичка то и знает за реку летает и пищу детям носит. И своих детей кормит, и себя не забывает, и мышат угощает. А мышь один раз за реку сходила – горошину принесла, в воде ее размочила и погрызла. Другой раз сходила – другую горошину принесла, размочила, погрызла и устала, тем и жива была. Птичку мокрым горохом угощает:
    — На, птичка, Йиммель Чудзай, поклюй горошку, мокрый,- говорит,- он очень вкусный.
    Так они и жили не тужили; птичка летает – всем корму достает, мышь запасную горошинку грызет, зуб себе точит. Жить было очень хорошо и мышке, и мышатам, и птенчикам, и птичке тоже.
    Пришла осень, погода испортилась. Мышь ходить за реку не может, боится лапки намочить, боится утонуть в ручейках, боится быструю речку переплыть. Стала мышь дома посиживать. А птичка летает; летает, корму добывает и носит для всех – и птенчикам своим, и мышатам, и мышке-соседушке, и сама сыта.
    Маленькая птичка всех кормила и весела была.
    Однажды она улетела далеко-далеко, и когда вернулась, глядь – одного дитя нет.
    Она спрашивает у мыши:
    — Куда дите девалось?
    Мышь отвечает:
    — Детки играли, играли и поссорились. Птенчики вытеснили одного.
    А те головки из гнезда выставили и запищали в один голос:
    — Неправда, неправда… Это вон тот самый маленький мышонок, «Одноглазка», выпихнул братика. Мышка сама его съела.
    Закричала тут маленькая птичка, налетела на мышь. Мышь на дыбки. И начали они биться, не на живот, а на смерть. Клочья шерсти мышиной летят, пух кругом вьется; птичка кричит, мышь пищит, а птенцы и того пуще. Мышата стали стеной против птенцов и такой гам и возню подняли, что услыхали утки на болоте – прилетели; услышали гуси-лебеди в небе – сюда же прилетели; а а за ними орлы и соколы, вороны и сороки, щеглы и сойки и всякие птицы малые и большие, небесные и поднебесные. И стали они на сторону маленькой птички и ее птенцов.
    А на сторону мыши и ее мышат сбежались всякие звери – и медведи, и волки, росомахи, и выдры, и змеи, и ящеры, и всякие гады водные и ползучие, наземные и землероющие, морские и береговые, зубастые и беззубые, чудища разные. Все лают, рычат, свистят, шипят…
    Так началась война зверей.
    Все лезут друг на друга, орут, дерутся, смертным боем бьются и стеною друг на друга идут. Только пыль столбом стоит, а пух и перья в воздухе как облака поднимаются; клочья шкур и мехов звериных летают туда и сюда.
    Услышал этот гам и возню человек. Он пришел и разогнал всех вояк по домам.
    С тех пор не стали жить птички с мышами в одном гнезде, а многие звери живут друг на друга сердитые.
    А было время – жили дружно.
    Вот что наделал маленький мышонок-одноглазка.

     

    Маремьяна

    На одном из островов озера Сычиль жила старуха с двумя сыновьями. Была у нее дочь, которую звали Маремьяной. Два сына пошли на охоту на Умбу реку за дикими оленями. Время было после Успенья второй день, осенью. К салме подошли два человека и стали звать: «Перевезите нас», — а сами с хирвасов сняли вьюки. Маремьяна поехала, чтоб перевезти братьев.
    Гребла, гребла, лодку повернула и подала корму. Берега были высокие, и глубина большая. От берега шла вверх высокая горка. Смотрит: два брата лежат на боку и смотрят в сторону. Братья встали: один схватился за борт лодки, а другой вьюки взял и стал класть в лодку. Тогда Маремьяна увидела: они высокие, и лица не такие как у братьев; это были два финна в одежде братьев. Вьюки положил в лодку один финн, а другой держит лодку. Который таскал вьюки, тот пошел взять двух хирвасов. Хирвасы меж собой подрались. Финн один конец веревки бросил тому, который держал лодку, а второй конец взял себе; они хотели разнять хирвасов. Веревки не хватило этому финну. Он прыгнул, чтобы
    схватить за конец веревки, но рукой не достал. Он отпустил борт лодки, прыгнул к концу веревки и схватил. Маремьяна сидела наготове, только бы убежать. Маремьяна ногами толкнула лодку, и лодка быстро откачнулась от берега. Финн веревку бросил и хотел схватить лодку за штевы, но рукой не достал, а у берега было глубоко. И они камнями стали кидать в Маремьяну. Маремьяна отбросила весла и на носу лодки взяла два ружья заряженные и рожок с порохом. Она зарядила ружье, насыпала порох в ушко ружья и выстрелила финну прямо в грудь, а другой финн наверх горки ползком полез. Она схватила второе ружье, зарядила, прицелилась и выстрелила финну в плечо. Другого финна таким образом убила. После этого схватила весла и погребла скорее на остров, в вежу к матери. Приехала, а мать догадалась: что-то случилось. Затем они белье спальное взяли и убежали на другой остров. На других островах спрятались.Маремьяна ружья зарядила, ходила смотрела, не пришли бы финны. Сыновья так и не вернулись. Вот такой боевой девушкой была
    Маремьяна.

     

    Про смерть

    Старуха и старик жили очень бедно. Старик говорит: «Родился бы сын, а то нам без ребят на старости лет трудно будет». И на самом деле родился у них сын. Это же еще не все: надо его крестить, да крестного найти.
    Вот пошел старик. Шел, шел, идет на встречу человек. Человек спрашивает: «Куда идешь, дедушка?» — «Я пошел искать крестного, родился сын, надо бы его крестить». — «Дедушка, возьми меня». Старик говорит: «Ищу такого человека, который все умеет делать и не делает никому плохого». — «Тогда уж я не гожусь». Это был сам чертик. Что умеет делать? Только вертеться. Побыли и отправились в разные стороны. Старик идет, идет не может найти никого.
    Вдруг, как с неба свалился, человек идет навстречу. «Куда идешь, дедушка?» — «Иду, искал бы я сыну крестного, да не могу найти человека, который все делал бы и никому плохого не желает». Этот тут и был. «Я все умею, возьми меня». Старик обрадовался: «Вот хорошо, вот хорошо, пойдем к нам». Пошли обратно. Это есть сама смерть. Пришли, окрестили мальчика. Смерть говорит: «Ты, кум, очень бедно живешь, сделал бы я тебя богачом, да забудешь меня». — «За что? Не забуду тебя, кум, нет».
    Тот взялся объяснять: «Ты назовись врачом. Болеет много народу, ты лечи и будешь богатым. Помни: зайдешь к кому в дом, смотри: если я сижу в ногах больного, тогда лечи, вылечишь, если сижу в изголовьи, тогда не лучи, не сможешь вылечить».
    Он лечил, лечил людей, люди платили ему. Тот приходит — приглашает, другой приходит — зовет. Он ходит из вежи в вежу, лечит. В какую-то избу зашел, вдруг видит кум его сидит в изголовье. Старик говорит:»О, подзно, поздно меня пригласили, он у вас умрет, не вылечить его».
    Так старик стал богатым, кума своего он забыл. Сколько прошло времени, много или мало, он однажды вспомнил и говорит старухе своей:»Старуха, а я кума забыл, пойду-ка я к нему.» Шел, шел, вот тот идет навстречу. «Куда направился кум?» — спрашивает смерть у старика. «Иду к тебе». — «Я тебе говорил, забудешь меня». — «Да, кум, забыл тебя». — «Ну пойдем тогда ко мне в гости». Пришли. Смерть поставила на стол угощение, угощала, угощала и говорит: «Теперь пройдем в комнату, помотрим человечьи века, у кого какой век».
    Как только дверь открыл, старик только ойкнул: «Ой, кум, у тебя пожар в доме». — «Нет, кум, — смерть говорит, это не пожар, это и есть века. Ты смотри, увидишь, что это такое есть». Старик тогда только пришел в себя, смотрит: всё свечи. Которые только что зажглись, которые до половины сгорели, которые больше половины, которые уже догорают, которые уже гаснут (у кого какой век).
    Старик спрашивает у кума своего: «Кум, который тут мой век?» — «Твой век вот, чуть-чуть осталось». — «Ой кум, мало жил, не пришлось еще пожить. А кум, у твоего крестника какой век?» — «У него только начинается». — «Эй, какая длинная у него свеча! Нельзя ли у него поплам разрезать и мне добавить?» Смерть говорит: «Ты свой век прожил достаточно, а он только начинает жить. Помнишь, когда ты брал меня в кумовья, говорил, что тебе надо такого человека, который все делает и не делает ничего плохого никому. Я не могу так сделать, кум, иди домой, а я за тобой приду».
    Старик пришел домой и говорит: «Старуха, нагрей воду, я буду мыться». Ты нагрела. Он выкупался, сел, посиживает и поглядывает на дверь. Когда кум придет — откроет дверь. После перешел на лавочку, лег, сам все посматривает на дверь.
    Вот дверь открылась. Старик не выдержал, только и сказал: «Ой, кум, пришел». Старуха и сын не видят. Смерть говорит: «Ну, кум, пойдем со мной». Сам пошел. Пришел к двери, открыл, на улицу вышел, как только дверь стал закрывать, слышит: заплакали в доме. Старик спрашивает: «Кум, послушай, кто плачет?» Тот говорит: «Что расспрашиваешь, ты умер, там твоя жена и сын плачут». — «Вот и остался мой сын один жить, не найдет никогда отца своего».

     

    Два пути

    Как-то раз отправился лопин на охоту. Подошел он к горе, смотрит, перед ним тропка открылась. Подумал лопин, подумал — пойти по ней, посмотреть, куда она приведет — и пошел. Шел, шел, гору обошел, наверх поднялся на полгоры, смотрит и не может понять, куда пришел.
    Открылась перед ним тундра вся, как на ладони, да только разделенная: на одной части ее — зелень сочная, ягель пышный, олени пасутся, птицы гнезда вьют, вода в озерах прозрачная; на другой мрачно все — земля словно выжжена, залысины камней блестят, какие-то вышки понастроены, в озерах вода белесая, мутная, воздух над тундрой тяжелый навис.
    — Что это, — спрашивает сам себя лопин. И вдруг голос чей-то отвечает ему:
    — За тобой решение будет, лопин, какой тундру избрать?
    Не удивившись этому голосу, отвечает лопин:
    — Так ведь и дураку понятно, какой я ее выберу — ту, что с оленями, что с озерами чистыми.
    — Что ж хорошо, — произносит голос, — только прежде чем в будущем этом жить будешь, поди-ка сходи в прошлое.
    Лопин опять вокруг горы обошел, доходит до того самого места, где голос был, смотрит, а там стоят егоеннь и аджъ- мать и отец, что давно уже умерли.
    -Тиррв, тиррв, мин алльк.- Здравствуй, здравствуй, сын наш, — говорят они ему. — Давно мы тебя ждем.
    — Для чего ждете меня? Я пока что на тот свет не собираюсь, — говорит пораженный и чуть испуганный лопин.
    — Так ведь мы с отцом вразумить тебя хотим, — отвечает сыну мать.
    — Расскажи-ка ты нам, как тундру бережешь, ягель-кормилец хранишь, как оленей пасешь, не нарушаешь ли заветы прадедов?
    Возмутился лопин:
    — И что это такое, все с меня отчет требуют: контора, бригадир, даже вы, мои родители, умершие давно, и те выспрашиваете, что к чему. Ну что я могу вам сказать? Хорошо живем. За оленями мы теперь на вездеходах и буранах поспеваем везде, вертолеты нам в тундру почту, еду везут. Одно слово все на высшем уровне.
    — Ладно, сын, не будем мы ничего у тебя выспрашивать, покажем лучше, как сами жили да наши прадеды, — сказал отец.
    Повели родители сына, и открылась ему жизнь сразу нескольких поколений лопарей. Наследники строго исполняли завет своих отцов.
    — Так мы жили, и деды наши жили, и прадеды, и хотим, сын, чтоб и ты так жил. Нас учили наши родители: «Землю надо беречь. Как она досталась нам в поросли трав и во мхах, поросшая лесами и кустами и всякой зеленью, так и беречь ее надо зеленую. Будешь беречь и холить землю зеленую, веселую — и сам ты будешь сыт, здоров и весел человек», — говорил отец.
    — А еще они говорили, — продолжила мать, — «Землю люби, не брани землю: ты на ней живешь, ты ею кормишься; ягель-мох кормит оленя, олень кормит тебя; грибы, ягоды и травы кормят оленя да и тебя тоже, а еще и лечат тебя. То надо знать, и землю надо любить. Ты хозяин земли, она твоя кормилица».
    — Так это доисторические методы, сейчас во всем техника применяется, — с гордостью выпалил лопин.
    — Сдается нам, не понял ты ничего, мин алльк, из того, что мы с матерью показали тебе, что ж, отправляйся в свое время и живи, может, сердце твое чего и подскажет тебе.
    Сказали родители это и исчезли, а он отправился тропой восвояси, да на то же место тропа его вывела. И представились ему картины настоящего.
    Видит лопин сам себя, лихо мчащегося на буране, подминающем березняк, видит, вездеходы грузы тащат, вспарывая гусеницами тундру, обнажая тело земли. Видит лопин, как дико шарахаются от этой техники олени пугливые, как в озера и реки бензин с моторов течет, да различными отходами они заполняются, и остолбенел. Хриплым голосом он закричал, что было сил:
    — Стойте! Стойте! Олухи! Остановитесь вы, кому говорю!- да только голос его в пустоту уходил.
    Понял тут лопин, что кричит-то самому себе. Сел на камень, обхватил голову и запричитал:
    — Что ж мы делаем, что ж делаем! Один наследишь — вроде не видать, а вместе все — прямая дорога к гибели тундры-кормилицы. Горе нам, горе!
    Где тропинка та, что в будущее ведет? Пойти надо туда немедленно, совета у голоса выспросить, — заторопился лопин.
    Смотрит, а вместо одной тропинки две стелются. Сел опять на камень и задумался.
    «По какой идти?»

     

    Семилетний стрелок из лука

    В далекие времена на Нотозере стоял саамский погост Сийтнярк, что значит Погостовый Мыс, хорошее место для жилья. Нотозеро богато рыбой. Всякая она здесь: и сиги, и щуки, и хариусы, и кумжа в сети попадались. А по реке Туломе сёмга нереститься поднималась. И сейчас все знают: лучше сёмги рыбы в целом мире нет. И леса вокруг озера могучие стояли. Сосны — в три обхвата. А дичи разной, горностаев, да куниц — видимо-невидимо. А по речкам и ручейкам бобры жили. Мужчины в тех местах охотой промышляли. Искусными лучниками были. И тупы себе из толстой сосны ладили. Мирно жили.
    Как-то раз летом отправились саамы в лес за дичью. В погосте женщины, дети, да один старик остался. Сил у него на охоту идти не было.
    Женщины развели на берегу озера большие костры, поставили медные котлы с ольховой корой да трав разных в них положили, воды озёрной налили и начали сети красить. Обязательно красить надо, чтобы рыба их не боялась. На берегу озера хорошо работать, ветерок там. Поэтому и комар не кусает.
    Старик тоже здесь. Взял топор в руки да керёжу к зиме новую ладить стал. Керёжа — это саамские сани, на лодочку похожие. Зимой в нее оленя впрягут, и он с такими санями легохонько по глубокому снегу бежит.
    Кликнул внука, чтобы тот стружку да щепки в костер относил. Только внук у старика ленивый был. Носил он стружки в костер, носил, солнышко пригрело, спать ему захотелось. Взял он большую охапку стружек да и бросил в озеро. А сам в тупу пошел, спать завалился.
    А стружки эти поплыли себе по Нотозеру и попали в реку Тулому. А на Туломе в это время чудь разбойничала. Увидели чудины, что по реке свежие стружки плывут, и догадались: где-то на озере саамский погост. А раз стружки в воду бросили, значит, нет в погосте мужчин. Взрослый саам никогда в воду стружек не бросал, знал: они путь врагу указать могут. Подобрались чудины к озеру поближе и стали ночи ждать: на спящих напасть всегда легче. А разведчиков своих вперед отправили, чтобы дорогу поудобнее к погосту нашли.
    Разведали всё те, идут обратно, не прячутся, радуются легкой добыче. В погосте одни дети да женщины.
    А тут одна саамка в лесу хворост собирала. Увидела она чудинов, поняла, какая беда к ним идет. Пошла потихоньку за ними следом и дорогу в лагерь разбойников высмотрела.
    Вернулась она в погост, собрала всех, кто в нем был, и рассказала, что видела. Заплакали женщины и дети:
    — Чудь пришла, всех нас убьет. А нам и защищаться нечем. Мужчины на охоту ушли, все луки и стрелы с собой забрали.
    У той саамки муж большой охотник был. Много зверя добывал, да только однажды зимой с охоты не вернулся. Искала его женщина, искала, а нашла лишь лук его со стрелами. Вот тот лук со стрелами в погосте и был. Пошла женщина в тупу, достала из короба лук и говорит семилетнему сыну:
    — Твой отец лучший стрелок был в Нотозере. Нет у меня в доме другого мужчины, кроме тебя. Пора тебе, мой семилетний сын, брать в руки лук, погост спасать надо.
    Взял мальчик лук, попробовал натянуть тетиву, да сил не хватает. Заплакал он.
    А мать говорит:
    — Не плачь, слезы сил не прибавят. А нам с детьми маленькими, да стариком далеко не уйти. Догонят чудины и всех нас убьют.
    Высохли у мальчика от этих слов слезы. Почувствовал он, как силы у него прибавилось. Взял он опять в руки лук, вскинул его. Тетива легко натянулась. Увидела женщина это, обрадовалась. Говорит всем:
    — Прячьтесь в ямы, и сверху дерном закрывайтесь, сидите тихо. А я с сыном к врагам нашим пойду.
    Спрятались женщины и дети в ямы, сидят тихо, дети плакать не смеют. А мать с сыном к разбойникам потихоньку подбираться стали. Чудины в это время пировали. Говорит она сыну:
    — Видишь разбойника, в латы с головы до ног закутанного? Чуэт-Ахкам его имя. Он главный разбойник. Если его убить, чудины разбегутся.
    Стал мальчик целиться в Чуэт-Ахкама. Да только трудно чудина убить. Весь он в латах железных.
    В это время Чуэт-Ахкам большой кусок мяса в зубы взял, одной рукой придерживает, а другой, в которой нож, перед самым ртом отрезает маленькими кусочками.
    Сказала мать мальчику:
    — Попади ему в нож.
    Натянул мальчик тетиву, пустил стрелу. Попала стрела прямо в нож, тот вонзился в Чуэт-Ахкама и убил его. Испугались чудины, побежали в разные стороны. Решили: это домой охотники вернулись и на них напали.
    Пришли мать с сыном в погост,позвали всех:
    — Теперь уходить надо.
    — Враги знают, где наш погост. Позовут новую силу и снова придут грабить.
    Собрали женщины своих оленей, что по лесам паслись. Добро стали в короба складывать. А в это время охотники из лесу вернулись.
    Похвалили мальчика:
    — Теперь ты настоящий мужчина, будешь с нами на охоту ходить.
    А времени мало. Надо новое место для жилья искать. Жалко всем с Нотозера уходить, да делать нечего. Стали добро на оленей класть. На первого, самого сильного, оленя — короб с сушеной рыбой да вяленым мясом. На второго, самого смирного, самого мудрого, — слева мешок с разной кладью, а справа зыбку с малым дитем. Котлы, ковшики для супа, плошки на третьего. Верхом на оленей детей малых посадили. Оленей друг с другом связали одной хигной — веревкой, сплетенной из сухой травы. Хозяин первого оленя хигну через себя перекинул и потащил всех оленей за собой. А хозяйка за конец хигны держится, рядом идет, родимая душа, около самого хозяина. Так и пошли на новое место счастья искать.

     

    Брат и сестра

    В давние времена жили в одном погосте брат и сестра. Рано у них родители умерли. Сестра красивая девушка была. Многие парни на нее засматривались. А брату всего семь лет. Кто сестру сватать не приходил, всем она отказывала:
    — Вот брат подрастет, тогда я замуж пойду. А то еще обижать его в доме мужа будут.
    Так и жили они с братом вдвоем.
    Пошла раз девушка на родник за водой, а ковшик дома забыла. Смотрит, у родника красный ковшик лежит, красивый, глаз не отвести. Набрала девушка этим ковшиком воды. А тут из леса Тала-медведь вышел.
    — Раз,- говорит,- моим ковшиком воду набирала, быть тебе моей женой.
    Испугалась девушка, что было сил домой побежала. Рассказала брату, как Талу у родника встретила.
    — Не ходи больше в лес,- брат ей говорит,- сам воду носить буду.
    И вокруг вежи город делать начал — забор из жердей, чтобы Тала не прошел. Хороший город получился, не пробиться через него Тале.
    Много времени прошло, забыла девушка про свой страх и снова пошла в лес с подружками по бруснику. Тут ее Тала и подкараулил. Посадил в вукс — мешок кожаный, взвалил на плечи и понес к своей веже.
    Пришли подружки из леса, рассказали брату, как Тала его сестру уташил. Поплакал брат: лет ему мало, сил немного. Но все равно пошел Талину вежу искать.
    Пришел в лес. Стоит вежа Талы, а дверей в ней нет. Как войти не знает. Только три раза вокруг вежи обошел — сам в медведя превратился.
    Закричал тогда брат грозным голосом:
    — Отдай, Тала, сестру.
    Вышел Тала, смеется.
    — Иди, говорит,- вырасти из медвежонка в медведя, потом я с тобой бороться буду. Да смотри, чтобы тебя охотники не поймали.
    Убежал брат-медведь в леса силу нагуливать.
    Вид-то у него звериный, а ум человечий. Никакому охотнику его не достать, а Тала про это и не подумал.
    Брат на оленей охотится, деревья с корнем вырывает и растет быстро, как медведи растут. Силу нагулял, пришел опять к Талиной веже.
    — Выходи,- говорит,- бороться будем.
    Вышел Тала, смеется:
    Ты хоть силу и нагулял, да все равно я сильнее.
    Стали бороться, побеждает Тала.
    Испугалась сестра, из вежи выскочила.
    — Не убивай,- говорит,- моего брата, отпусти на волю.
    Отпустил Тала его. Подбежала к брату сестра:
    — Моя жизнь уже пропала, так ты хоть свою не губи. Обойди вежу Талы три раза в обратную сторону — человеком станешь.
    — Нет,- брат ей отвечает,- Пока я медведь, у меня сил будет столько, сколько у Талы.
    И ушел опять в лес силу нагуливать.
    А Тала хвастает:
    — Найдут охотники твоего брата. Сил у него много, хитрости мало. А меня никто не победит, пока не узнает, где смерть моя.
    «Вот бы у Талы узнать, где смерть его»,- думает сестра.
    Накормила его однажды получше и стала выпытывать.
    Тала и сказал:
    — Надо пошевелить камень, что у озера лежит. Откроется тропинка. Пойдешь если по ней, медведя встретишь. Скажешь ему: «По Талиному велению иду». Потом волка встретишь, тоже самое сказать надо. Потом россомаху. Тропинка к большому озеру приведет. У берега лодочка без весел. Сказать надо: «Вези лодочка, так Тала велел». Она сама на остров привезет. Там орел сидит, у него три яйца. Вот в них-то моя смерть.
    Запомнила все это сестра, стала брата поджидать. Он нет-нет да навещал сестру потихоньку от Талы. Рассказала ему сестра про Талину смерть. Обрадовался брат, обошел вежу три раза и человеком стал. Только сила у него медвежья осталась. Пошел на берег озера. Много камней перекатал, пока нужный не нашел, под которым тропинка оказалась. Пошел по ней — встретил медведя.
    — По Талиному велению иду,- сказал брат, и медведь пропустил его.
    Дальше волка увидел.
    — По Талиному велению иду,- опять сказал брат. Пропустил и волк.
    Россомаху встретил. Сказал ей:
    — По Талиному велению иду.
    Лодка без весел на остров перевезла.
    А вот что орлу сказать надо, хитрый Тала не сказал сестре.
    Стал брат с орлом бороться. Выкатилось из гнезда одно яйцо. Наступил на него брат. Тала, хоть и далеко был, тут же почувствовал: кто-то к его смерти подбирается. Побежал к камню, пошевелил его, тропинка открылась. Всех своих сторожей Тала с собой взял. Добежали они до озера, а лодки нет. Пришлось им вплавь на остров добираться. А брат уже у орла второе яйцо отобрал. Тут у Талы почти и сил не осталось, еле плывет. Видит брат: Тала уже близко, а с ним все звери Талины. Из последних сил до третьего яйца дотянулся, разбил его.
    Тала в тот же миг утонул.
    А орел, что Талину смерть берег, был ему верным слугой.
    Схватил он брата и улетел с ним в небо. Там они оба в полярные сияния превратились.
    Так и не дождалась сестра любимого брата. Вернулась в погост, долго его оплакивала. А как зима настала и ночь полярная пришла, засверкало на небе полярное сияние.
    Вышла как-то девушка на улицу, слышит, будто брат ее зовет. Подняла голову — а он сиянием на небе ходит.
    И вспомнила она старое поверье: если две палочки, гладко оструганные, в снег воткнуть, да покрутить ими до скрипа в снегу, то лучик сияния к ним опустится.
    Острогала она быстро две палочки, воткнула в снег, лучик от сияния к ним и потянулся.
    А по нему брат ее любимый на землю спустился.
    Погостил у нее немного, а в полночь ему опять на небо надо.
    Так и живут теперь брат и сестра — ждут чистую морозную ночь, чтобы вновь встретиться.

     

    Некрасивая девка-нойда

    То ли на берегу озера Имандра, то ли еще на каком озере стоял большой саамский погост. Озеро рыбное было. А вокруг по кегорам да варакам много оленей диких паслось.
    Девушки в том погосте все красавицы были. А на самом краю погоста стояла старая вежа, в которой жила девушка-сирота. И такая некрасивая, и оленей у нее не было. Никто ее в жены брать не хотел. Да еще поговаривали, что она нойда, колдунья.
    Одни старались от нее подальше держаться, а другие говорили: «Какая она нойда, если ни оленей, ни жениха себе приворожить не может? Это дело любой колдунье по плечу. Просто некрасивая да бедная девушка». И жалели ее: кто мяса принесет, кто старую малицу. Один молодой саам очень ее жалел, с охоты придет — всегда мяса даст. А она его очень любила.
    Только раз полярной ночью стряслась большая беда. Увидели саамы: через озеро идет к ним чудь, сила огромная.
    Испугались, куда бежать — не знают, кругом снег глубокий, догонит их чудь, всех перебьет.
    Тут девка-нойда и говорит:
    — Я спасу погост, но только пусть тот парень, который меня больше всех жалеет, на мне женится.
    А парень не хочет.
    — Зачем мне такая жена некрасивая,- говорит,- когда в погосте девки одна другой краше.
    Отвечают ему старики:
    — Некрасивая девка — это не чудь. Возьмешь ее замуж — всех спасешь.
    Делать нечего, согласился парень.
    Тогда девка-нойда говорит:
    — Зарежьте самую жирную важенку. Мясо, пойду — сало оленье — мне отдайте, я колдовать буду. А сами по домам прячьтесь, три дня на улицу не выходите.
    Сделали саамы все, как девушка велела, по домам спрятались. А чудь уже совсем близко. Слышно, как снег под полозьями их саней поскрипывает, да олени рехкают. А девка-нойда мясо варит, оленим рогом в котле помешивает.
    Разыгрался тут буран. Да такой сильный, что и старики не помнили. Три дня бушевал. Снегу навалило столько, что вежи по самый ряппень — окошко наверху вежи — засыпало.
    Девка-нойда мясо важенки поест, да спать завалится. Первый раз у нее дома вдосталь сытно. Через три дня стих буран. Выбрались и саамы из веж. Смотрят, а на озере под самым берегом новый остров стоит, снегом не прикрытый, большой, как сто сорок человек вместе с санями и оленями. Догадались они, что столько чудинов и было. Тот остров теперь Чудиным называется.
    Посмотрели саамы вокруг, а девки-нойды не видно. Ее вежу совсем снегом завалило. Заволновались саамы: не пропала б их спасительница. Стали вежу откапывать.
    А некрасивая девка жива, ничего ей не сделалось. Она мясо важенки три дня ела досыта, мясной суп пила, спала вволю — и вроде краше стала.
    Смотрит на нее парень и говорит:
    — На такой девке можно и жениться.
    Стали тут саамы всем погостом к свадьбе готовиться. Жених невесте новое платье подарил из синего сукна, оловянной проволочкой расшитое. И много колец на пояс. Совсем девушка красавицей стала. Три дня свадьбу играли, тридцать оленей съели. Вот как было.

     

    Старшая Голова

    На реке Вороньей, что в Баренцево море впадает, стоял погост. Высокая скала его от моря защищала. Но когда на море прилив был, то по реке соленая вода до самого погоста поднималась. А когда в шторм волны в скалу бились, большой шум в погосте стоял.
    Жил там в былые времена старик. Его все саамы уважали. Умный был. Прозвище ему дали — Старшая Голова. А вокруг погоста — ни лесочка, одни скалы, разноцветными мхами покрытые, да березки стелющиеся, да грибы. Летом саамы дрова на берегу моря собирали, которые прибоем выбросит. А зимой впрягали оленей в свои керёжи и за дровами подальше в лес ездили.
    Раз собрались среди зимы мужчины за дровами. Запрягли в сто керёж оленей и поехали к лесу. С ними старик — Старшая Голова. Приехали к лесу, оленей пастись оставили. Олень, он и зимой свой любимый корм — мох-ягель — из-под снега достанет. Остался около керёж только Старшая Голова.
    Вдруг откуда ни возьмись чудь пришла. Смотрит: олени пасутся, и только один старик с ними. Обрадовались чудины.
    — Мы тебя не убьем,- говорят,- ты нашим проводником будешь. Чтобы всю нашу чудь к ночи в погост привел!
    Подумал старик, подумал и согласился:
    — Пусть будет по вашему. Я керёжи с дровами в погост привезти должен. Вы вместо дров в керёжи ложитесь да с головой шкурой оленя прикройтесь. Вас никто не увидит, так и поедем. А то вокруг погоста и леса нет. Далеко видно, кто в гости идет.
    Обрадовались чудины: как старик ловко все придумал! Поймали оленей, впрягли в керёжи. Улеглись в них. Старик хигной все керёжи друг с дружкой связал, один конец через плечо перекинул и пошел в погост. Главный чудин спрашивает:
    — Зачем это ты все керёжи вместе связал?
    — Да чтоб ни один олень в сторону не отбился. Вы,- говорит,- лежите тихо, а как в погост войдем, я так и скажу: «Приехали».
    Идет старик, тянет за хигну передового оленя. «Надо совсем ночью прийти,- думает,- чтобы в погосте все уже спали. А то еще встречу кого-нибудь, все дело испортить можно».
    Ночь уже наступила, да и погост близко. Вдруг слышит главный чудин: шум большой.
    — Что за шум?- спрашивает старика.
    Да это соленая вода с пресной воюет. Сейчас совсем тихо лежите, погост близко, не высовывайтесь.
    Притихли чудины, лежат, пошевелиться бояться. А старик потихоньку в сторону моря повернул, к той скале, о которую волны разбивались. На Баренцевом море зимой шторма сильные. Теплое течение Гольфстрим ему у Мурманского берега замерзать не дает. К самому краю обрыва подвел старик передового оленя да как стеганет его!
    Не стерпел олень такой обиды — рванулся со скалы. И все сто керёж в море упали. А старик стоит на скале, причитает:
    — Прости меня мой, любимый олень, мой гирвас. Не мог я по другому погост спасти.
    Только он это произнес, как все олени, что в воду попадали, в скалы превратились. Эти камни по сей день называют Сто скал.
    Наутро саамы из лесу в погост вернулись.
    — Ну,- говорят,- Старшая Голова, мы дров нарубили, пришли, а ни тебя, ни керёж нет. Видно, совсем ты, старик, стар стал.
    Ничего не сказал старик, к скале подвел. Увидели тут саамы эти Сто скал — все поняли сразу. Неловко им стало перед стариком, а он рукой махнул и в вежу пошел. Устал очень, спать повалился.

     

    Красивая Катерина

    Давно это было. Жили у Семи островов муж да жена. Жену саама Катериной звали, и не просто Катерина, а Муччесь, что значит «красивая». Даже в Коле, среди русских, такой красавицы не было.
    Хорошо жили, дружно. Муж в море ходил, зверя морского и рыбу промышлял. А когда и в лес на охоту выберется — оленя-дикаря добудет, куропаток принесет. Так и жили бы они себе до самой старости.
    Но однажды пристал к тому месту норвежский корабль. Увидели моряки саамскую жёнку, залюбовались ее красотой. И был среди них купец. Так ему Катерина на сердце пала, что решил он ее в жены взять. Не хочет Катерина с норвежским купцом идти. Позвал он матросов — и силой ее на корабль увели.
    Плачет Катерина, причитает:
    Муж мой любимый.
    Увозит меня норвежец —
    Кривые ноги, острое сердце.
    Спаси меня!
    А муж ее недалеко силья на куропаток проверял. Услыхал он плач жены, бросился что было сил к веже. Да не успел.
    Черным лебедем плывет корабль, а на нем Катерина плачет. А муж ее бежит берегом, просит купца вернуть жену. Посмеивается норвежец. Схватил саам лук, пустил стрелу. Да толку что? Не долетают стрелы до того корабля. Так бедный муж от Семи островов до Вороньего мыса и добежал без остановки. А куропатки, что у него за пазухой были, даже сварились.
    Но вот силы его оставили, упал на землю. Три дня лежал, горевал. Да вспомнил, что дети малые в веже остались. Пошел обратно. Детей растить да любимую свою Катерину домой ждать.
    …Одного не знал норвежец — кривые ноги, острое сердце: насильно мил не будешь. Дарит он Катерине подарки богатые: платья красные, платки расписные. Да только ничего Катерину не радует. Не улыбается она, не смеется, а только о любимом муже и о детках тоскует.
    Рассердился купец. Заказал кузнецу три замка семи фунтовых, запер Катерину. А сам в море ушел.
    Сидит Катерина за тремя замками, и все ей родное Семиостровье видится. Вот дочка в веже чистоту наводит. Вот сын в дальнюю тундру на охоту пошел. А вот муж любимый в море тюленя бьет. Весна, солнышко землю пригревает. Радуется Катерина, что растут ее детки. Подсказывает сердце, что ждут они ее — дождаться не могут.
    Три года ходил на корабле купец по морям, по океанам. Вернулся домой еще богаче, чем раньше. Таких Катерине подарков навез, что в саамской стороне о них и слышать не слышали.
    Не улыбнулась даже Катерина, на те подарки и смотреть не стала. Просит купца отвезти ее в родные края. Разозлился норвежец — кривые ноги, острое сердце. Запер ее опять замками семифунтовыми и ушел в море на три года.
    А Катерина все глаза выплакала, одно утешение: все, что в родной веже происходит, как наяву видит. Так, наверное, всегда с любящими сердцами бывает. Никакая разлука им не помеха.
    Выросли Катеринины дети. Дочь хороший охотник саам сватает. Сын отцу на промысле помогает. Так и живут, и все Красивую Катерину домой поджидают.
    Вернулся через три года купец. Смотрит на Катерину — и узнать не может. Черной стала Катерина, волосы седые, глаза запали. Просит она опять норвежца:
    — Возьми меня с собой в море. Хоть издали на родные места глянуть!
    Дрогнуло сердце купца. Видно, любовь от разлуки еще крепче становится.
    Снарядил купец корабль, и пошли они в сторону Семи островов. А Катерина все на палубе стоит, берег желанный высматривает. На третий день показались Семь островов. Не выдержала Катерина, бросилась с корабля в воду. Да только сил до берега доплыть не хватило. И стали ее волосы водорослями морскими, бусы ракушками рассыпались, серьги морскими звездами стали, а мешочек с рукоделиямив морского ежа превратился. Плавает теперь Красивая Катерина у родимых берегов морской девой. И поет печальную песню:
    Увез меня купец —
    Кривые ноги, острое сердце.
    Но не сумел отнять у меня
    Моих любимых.
    Разбилось в разлуке мое сердце.
    Плаваю я теперь у родных берегов
    Девой морскою.
    Выйдет вечером на берег моря муж Катерины, послушает-послушает песню девы морской — и горько заплачет.

    (с) Дочь Луны

    Перейти к

    Новогодний Маагаль 25 Я нашел бункер семьи выживальщиков, пропавшей три года назад

    Реклама

     

    3 комментария

    Написать комментарий