Дух в небе. Сибирская сказка (Julaye Madyara)

Дух в небе

Сказка по мотивам легенд коренных народов северо-восточной Сибири.
Сегодня, мой мальчик, я расскажу тебе одну историю нашего народа. Это было так давно, что дед моего деда не застал те времена. Тогда люди со всего мира (и Той его стороны, и Этой) ходили, говорили и думали одинаково, и были близки друг другу. Дети, что рождались от их союзов, становились великими героями и совершали удивительные вещи

В ту пору, когда над горизонтом вот-вот должно было появиться Солнце [1], тяжело заболела дочь вождя, молодая Инира [2]. За свою жизнь она видела всего тринадцать Солнц, но четырнадцатого ей не суждено было застать. Отец все время проводил у постели больной дочери, умоляя ее не покидать мир живых.
Жена вождя, Нулик [3], запрягла оленей, отправилась на восток и вскоре привезла из соседнего селения шамана. Долго знахарь Нли [4] камлал, сидя у костра перед больной девушкой, и никто не смел войти в ярангу [5]. Так долго, что трижды можно было лечь спать и выспаться за то время. Но вот Нли вышел, держа в руках пучок из четырнадцати перьев ворона.

На вопрос вождя, что с его дочерью, Нли ответил:
— Твоя дочь очень слаба. Теперь она Унитгак [6], теряющая силы. Сейчас тунгаки [7] с горящими глазами ходят по селению и вокруг яранги, ожидая, когда она отдаст им свой кыт [8]. Если твоя дочь выдаст свой дух – она умрет. Тунгаки съедят его.
— Что может помочь Инире? – спросил шамана убитый горем вождь.
— Ее кыт хитер. – ответил Нли. – Он убежал из яранги, пока девушка спала, и сейчас держится за серебряный волос, что заменяет ему пуповину. Теперь ее дух ходит по небу во владениях великой матери Унук [9], Ночной Тени, где духам до него не добраться – сила Унук для них ядовита и испепеляет каждого, чье сердце цвета тьмы беззвездной ночи. Когда на небе танцуют Сполохи [10], с земли видно, как кыт Иниры светится, так что его можно уговорить вернуться. Но он очень далеко отсюда, и у нас мало времени. Когда взойдет Солнце, а дух девушки все еще будет прятаться от тунгаков, солнечный свет тот же час испепелит серебряный волос, и Инира умрет.
Речь колдуна потрясла всех присутствующих, приведя стариков женщин в глубокое уныние. Шаман продолжал:
— Или, если Ночная Тень захочет сохранить Инире жизнь, то она заберет ее кыт с собой до наступления следующей ночи. А ждать целых полгода, чтобы дух девушки вернулся к тому времени в уже истлевшее тело, бессмысленно. Так что кто-то должен отправиться искать ее кыт прямо сейчас, не откладывая.
Созвали совет, на котором присутствовали все мужчины селения. Много молодых охотников, желающих обрести Иниру женой, вызывались отправиться на поиски ее духа.
Горя от нетерпения, вперед вышли вперед два брата-близнеца: рыболов Кытывйе [11] и птицегадатель Кытуйги [12]. Оба они были славными певцами и не знали усталости в беге, так как дух-покровитель наделил их сильными легкими. Вождь сказал им:
— Идите и найдите кыт моей дочери до восхода ее четырнадцатого Солнца, как сказал Нли. Вы оба слышали слова  шамана, так что приступайте не откладывая.
Все согласились с решением вождя. Нли вручил каждому из братьев по пучку из семи перьев, при этом сказав:
— Идите туда, куда полетит каждое брошенное вами перо. Ворон – птица Иниры, он знает свою хозяйку. Кто бы на вашем пути ни предлагал вам пищу, кров или ценные дары, не прося в ответ платы – от всего отказывайтесь. Не заговаривайте первыми с этими людьми, и не привлекайте к себе их внимания, ибо это не вовсе не люди, а абаасы [13], злые духи тьмы и мороза, которые тоже хотят найти кыт больной девушки. Однако, и вашим кытом они не побрезгуют. Ступайте.
Братья с почестями соплеменников собрались в дорогу, взяли с собой верного пса Сивагака[14], и пошли на восток, куда полетело первое брошенное ими перо.
День прошел, прошел второй, и третий уж на исходе – нет вести от братьев. Инира все так же болела, ослабевая с каждым днем.

Тогда, слыша причитания отца девушки, в ярангу вошел совсем молодой мальчик, сирота Ивагак [15], видевший на своем веку лишь двенадцать Солнц. Он обратился к вождю со словами:
— Глава племени и наставник нашего народа, я прошу у тебя разрешения пойти самому искать кыт твоей дочери, поскольку не могу надеяться на пропавших без вести Кытывйе и Кытуйги. Их старания были посильными, и я ценю их. Но Инире все хуже и хуже, а я не могу смотреть, как она умирает.
— Что можешь сделать ты, ребенок, возросший без наставлений отца и матери? – с горечью спросил его вождь, намереваясь выгнать мальчика из яранги. – Твои родители сгинули в снежной пустыне, и ты хочешь закончить так же? Ты слушал слишком много сказок от знахарей из окрестных селений, и теперь думаешь, что можешь все на свете? Нашему племени не нужны лишние смерти. Скройся, я не могу тебя видеть.
— Я хочу помочь, и знаю, как это сделать! – воскликнул Ивагак. – Если ты не позволишь мне идти на поиски, то следующей душой, что навеки уйдет в Мир духов, будет твоя дочь!
В ярангу вошла Нулик и ласковой просьбой вывела мальчика на улицу.
— Ты храбрый юноша, пускай у тебя еще не растут вокруг рта волосы. – мягко сказала она. – Я знала твоего отца великим охотником, не ведавшим страха. Никто не знал его рода и племени, и все считали, что сам он пришел из мира духов. Но не гневи вождя, наша семья и так бедствует. Ступай лучше в ярангу моих родителей. Нли хочет видеть тебя.
Шаман ждал Ивагака там, где и сказала Нулик.
— Удачной ловли тебе, Ивагак, сын великого охотника. Я много слышал о тебе и о твоем пристрастии к слушанию песен и сказок. – сказал шаман, указав на шкуры около костра, когда мальчик зашел в ярангу. – Садись рядом и пой вместе со мной, если ты всерьез собрался идти на поиски кыта Иниры. Я буду направлять твой взор своим голосом, так что ты сам увидишь, где ее искать.
Ивагак сел напротив и стал повторять слова песни за шаманом, пока не выучил ее всю. Так долго они пели, что мальчик заснул, но и во сне продолжал повторять слова песни. Перед взором его мелькали заснеженные пики гор, бескрайнее море и великие ледяные пустоши, озаренные сиянием Сполохов. Видел он и всех обитателей этих пустынь, живущих на Этой и Той стороне мира.
Проснувшись, Ивагак поблагодарил апая [16] Нли за оказанную помощь, и тот вручил ему тот же пучок из четырнадцати черных перьев, что и близнецам до этого.
— Не потеряй, иначе не вернешься назад. – предупредил его шаман. – И если встретишь по дороге кого-то из пропавших братьев, то на обратном пути приведи их в селение.
Нулик собрала мальчику мешок вяленого мяса, дала спальную накидку из выбеленных шкур, лук, стрелы с оперением кайры [17], и костяную трещотку, звука которой боялись многие духи. Пока все спали, Ивагак вышел на край селения и сдул с ладони первое перо.
Подхваченное ветром, перо полетело по снегу, и мальчик пошел за ним. Поземка быстро замела следы его лыж, так что поутру уход Ивагака никто не заметил, и взрослые мужчины его не хватились.

Долго ли, коротко ли шел Ивагак по ледяной равнине, когда подул ему в спину ледяной ветер Анука, налетела пурга, глаза запорошило снегом. Мальчик, едва стоя на ногах под порывами ветра, надел на глаза кожаную маску с узкими прорезями, и пошел дальше. Вскоре пурга переросла в настоящий буран, грозящий свалить путника в сугроб. По свисту ветра, напоминающему сотни визгливых голосов, Ивагак понял, что попал в мир духов.
Вдруг мальчик увидел невдалеке что-то светло-серое, лежащее наполовину зарытым в снег. Подойдя ближе, Ивагак разглядел перед собой шесть больших сероватых яиц, ничем не укрытых и не защищенных от страшного мороза. Мальчика пронзил страх. Кладка этих яиц принадлежала Наарджуку, грозному духу свистящего северного ветра, что следил за порядком в мире, и чье имя означало «Разум человека». Он иногда являлся людям на Этой стороне, но не в образе завывающего бурана, а похожим на легкую поземку или едва заметную дымку у земли, которую не видно прямым взглядом. По сказкам Ивагак помнил, что Наарджук строго наказывал всех, кто не уважал его. Особенно он дорожил теми самыми лежащими на снегу яйцами, имя которым было Силаксаит, и из которых вылуплялись великаны Силааты, способные принимать вид белых медведей, моржей и оленей-альбиносов. Если человек случайно повреждал скорлупу этих яиц, Наарджук мог разгневаться и насмерть его заморозить тяжелым дыханием пурги. Зная об этом, Ивагак обошел яйца стороной, и, перекрикивая ветер, позвал их хозяина:
— Не гневись, всесильный Наарджук, дух ветра! Я не несу угрозы твоей кладке и прошу прощения за то, что вторгся на твою землю, потревожив тебя! Позволь мне пройти дальше своей дорогой!
Мальчик вынул из мешка отрезок сушеного мяса и кинул через плечо. В скором времени ветер стих, и Ивагак, выпустив еще одно перо, пошел дальше.
Перо, скользя по снегу, привело его к узкому ущелью между двумя обрывистыми горными вершинами. Зная из рассказов умудренных годами стариков, что в подобных трещинах на земле и во льду живут тупилаи [18] – бродячие духи людей, погибших на охоте, Ивагак насторожился и встал, прислушиваясь. Вокруг было так тихо, что он слышал, как на его капюшон падают снежинки. В мире людей в ущельях всегда выл ветер, но здесь было непривычно тихо, и мальчик понял, что забрел в мир духов очень далеко. Стараясь не шуметь, Ивагак медленно пошел в ущелье, вслед за улетающим пером.
Вдруг кто-то окликнул его по имени знакомым голосом:
— Ути [19]! Ути, мальчик мой!
Это был голос его пропавшей матери, но Ивагак даже не подумал обернуться. Ути, «малышами», называли всех детей, еще не получивших взрослого имени. Когда Ивагак получил свое имя, его родители, уважая подросшего сына, больше никогда не называли его по-детски.
— Подожди! Куда ты идешь? Милый, пожалуйста, подожди! – кричали ему вслед.
— Назови мое взрослое имя. – спокойным голосом отвечал Ивагак, ускоряя шаг.
— Прошу тебя, не уходи!
Голос матери стонал и плакал позади, удаляясь. Ивагак знал, что за ним следят, а потому держал наготове лук и стрелы. В тот момент, когда голос стих в отдалении, на голову мальчику упал комок слежавшегося снега с одного из обрывистых уступов. Ивагак остановился и взглянул вверх.
Со страшным криком к ущелью слетались черные кайры с огненными глазами и каменными когтями и клювами. Пустив в птиц несколько стрел, Ивагак побежал к дальнему концу ущелья так быстро, как только умел.
Выстрелы остановили кайр. Духи-птицы, пронзенные стрелами с оперением своих собратьев из мира людей, начали в ярости клевать и бить когтями друг друга, видя в родичах врагов. Из стаи на снег и камни то и дело падали мертвые птицы, усеяв своими телами мерзлую землю.
Ивагак, выбежав из ущелья на открытое место, обернулся через правое плечо (никогда не смотри на опасность через левое плечо, мой мальчик, иначе твоя Смерть, что тоже живет в мире духов, настигнет тебя раньше положенного), и не увидел ни одной из преследовавших его птиц – все они перебили друг друга. Дунул ветер – и черной пылью рассыпались мертвые кайры, а кости их мерцали и трещали на камнях, рассыпаясь огненными искрами, словно тлеющие угли.

Впереди было море. Широкое, конца-края ему не видно. Лишь впереди голубела далекая полоска земли, скованная льдами. Тегын [20] земли – дальше на ногах ходу нет. А у берега ни барки, ни умиака. Даже льдины отколовшейся в воде не плавает.
Пустил Ивагак третье перо – полетело перо прямиком к далекой земле. Светлеет восток, меркнут звезды – близится рассвет. Страшно мальчику стало. Перьев всего одиннадцать, до далекой земли не добраться, а без кыта Иниры обратно путь закрыт.
Сел Ивагак на льдину у самой кромки воды, тихо зарыдал. Упала горячая слеза человека в холодное море мира духов, и в тот же миг невдалеке вынырнула из воды чья-то голова. Лицо белое, а лоб и щеки черные – точь-в-точь касатка. Волосы густые, черные, и совсем не мокнут. Вскочил на ноги Ивагак, отошел от воды.
Подплыл к берегу и вышел на сушу водяной дух Имагами [21] – хозяин соленых вод и защитник рыбаков. Видом он действительно был подобен касатке: ростом как два человека, кожа блестящая и мокрая, спина, плечи, бока, ноги и хвост сверху черные, а шея, грудь с четырьмя сосцами, руки, живот и низ хвоста белые. На руках и на ногах перепонки, уши из-под волос торчат, тоже перепончатые. Имагами заговорил:
— Что за печаль привела тебя сюда, юхак [22]? Не уж-то она столь сильна, что твоя слеза добавила тайгука [23] в и без того соленое море?
Ивагак ответил:
— Я держу путь на другой берег, в сторону, где дальнюю землю видно, а на этом берегу нет ни барки, ни умиака.
Задумался Имагами. Подумал, и ответил:
— Окажешь мне одну услугу – помогу попасть на дальнюю землю.
— Что за услуга? – спрашивает Ивагак.
— Жена моя посадила занозу, когда латала полог яранги. – рассказал Имагами. – Третий день уж у нее рука болит, а вытащить занозу мочи нет. Пальцами наш род не вышел, – Имагами показал перепончатую ладонь, – ловкость в них не та, что у людей. Вытащишь моей жене из руки занозу – переведу тебя на другой берег.
— Ты вот пальцами, а я легкими не вышел. – отвечает ему Ивагак. – Твой род под водой, как на земле дышит, а я так не умею.
— То не беда. – говорит Имагами. – Жди, скоро я вернусь.
Нырнул дух-касатка на дно морское, а вынырнул с плащом из китовьих кишок. Надел тот плащ Ивагак, и дышать перестал, но удушье не начиналось. Подсадил его на спину Имагами и прыгнул с мальчиком в воду.
Стоит на дне моря яранга духа-касатки. Большая яранга – сорок шагов в длину и сорок в ширину. Крыта она шкурами китов, усом китовым украшена, луга морской травы вокруг нее растут. А в яранге сидит жена духа, Кемейя  [24], больную руку у груди держит. Видом женщина тоже похожа на касатку, только людскую одежду носит.
Поприветствовал ее Ивагак, сел рядом и начал тащить занозу. Жена сидит молча, терпит. Вынул мальчик щепку китового уса, а из раны Кемейи гной полился. Ивагак достал костяной нож, счистил гнилое мясо с руки, и говорит:
— Рану надо прижечь.
— Как же ты это под водой сделаешь? – спрашивает жена-косатка.
Обратился мальчик к Имагами:
— Принеси мне осколок льда, вроде большого рыбьего глаза. Чистый и с обоих сторон выпуклый.
Вынырнул на поверхность хозяин яранги, принес мальчику кусок льда с собачью голову. Подержал Ивагак лед в руках, покатал в теплых ладонях – он подтаял, принял нужную форму.

Вывел мальчик Кемейю из яранги, поднял над раной кусочек льда, и засиял тот, словно Луна над землей. В то время над заливом были Сполохи, и весь свет, что звездное небо давало, через льдинку в руку жены вошел. Рана ее быстро затянулась. Поблагодарил мальчика Имагами и поднял на поверхность.
Распростер дух-касатка руки в стороны и выкрикнул слова призыва дичи. Вода от тех слов пошла высокими волнами, забурлила, и все морские звери, выстроились в дорогу до другого берега, выставив из воды свои спины. Распрощался Ивагак с Имагами, отдал духу моря плащ из китовьих кишок, и побежал, как по мосту, по спинам моржей, тюленей и китов на дальнюю землю. У другого берега стоял каяк с двумя веслами — видимо, на нем пропавшие близнецы переплыли на другую сторону залива.
Ступил мальчик на твердый камень, и ушла дичь морская обратно в воду. Сдул он с ладони четвертое перо, и пошел за ним дальше.

Долго ли шел, коротко ли, но устал сильно – Кавак [25], сон, одолел Ивагака. Видит мальчик: скелет кита на голой земле лежит, ребра в землю воткнуты. Летом, когда на небе полгода Солнце сияет, под этими ребрами спали шаманы, чтобы ходить во сне между звезд, коих на горизонте едва видать было.
Лег Ивагак под ребрами скелета, укутался в выбеленные шкуры, похожие видом на сугроб, и заснул глубоким сном.
Во сне ему явилась Инира. Сама как дух: легкая, светящаяся, ветер сквозь нее без усилия проходит. Глаза лишь не как у духа, а как у живого человека. Значит, еще не до конца она свое тело забыла. Была она так высоко над землей, что даже птицы туда не долетали, ударяясь о свод неба. Она ходила там, где сияли звезды и Сполохи. Увидев Иниру, с горькой песней обратился к ней Ивагак:
— Инира, единственная дочь и наследница вождя нашего народа! Я вижу твой дух в небе и хочу, чтобы ты ответила на мой голос. Прошу, вернись с неба в наше селение. Твоему телу ничего не угрожает, потому колдун Нли отгоняет от него тунгаков. Я, Ивагак, иду к Ночной Тени с просьбой, чтобы ты вернулась в мир живых, и умоляю тебя ответить на мой зов!
Инира ответила юноше и голос ее рассыпался блестящим инеем сквозь сон:
— Ивагак, мальчик без рода и племени! Приди и найди меня, пожалуйста, найди меня! Я потерялась, и не могу найти дорогу. Мне страшно здесь одной. Так долго я бежала от тунгаков, все они видят мой страх. Я потеряла дом, надежду и имя. Они говорят, что здесь не найти ничего, кроме Смерти.
— Но ведь ты под покровом Ночной Тени, матери звезд Унук? – спросил мальчик. – Она не позволит тебе вернуться просто так. Она потребует выкуп за тебя, а у меня нет ничего столь же ценного, сколь ценна твоя душа. Есть лишь свой собственный дух.
— Твой кыт сияет ярче Солнца и Сполохов. Не отдавай его за меня напрасно. Я знаю, что сильное сияние может ослепить Ночную Тень, и она отдаст тебе мой кыт. Приди и найди меня, пожалуйста, найди меня!
Ивагак сильно опечалился, что слышит голос Иниры лишь во сне, но не наяву. Когда она прежде пела в селении, штопая долгими ночами одежду, Ивагак сидел у входа в ярангу вождя и слушал чудесные песни девушки, пока мороз не пробирал его до костей. Он ответил ей:
— Прошу тебя, останься со мной в ночи! Я и все люди из нашего селения желаем вновь видеть тебя живой. Не пропадай, Звездочка, прошу, не пропадай! Ты можешь вернуться назад, когда солнце снова встанет. Останься, ты нужна мне рядом!
— Я чувствую приближение твоего духа, и знаю, что ты идешь верной дорогой.
Видение девушки в небе растаяло, и Ивагак проснулся от того, что лицо его облизывал серый пес, обдавая теплым дыханием щеки мальчика.
Встав со шкур, Ивагак увидел перед собой апалъку [26], старичка. Был он одет в длинную парку до колен и меховые сапоги из такой странной шкуры, какой мальчик никогда не видел. Каждый волосок меха на ней сиял и переливался, словно на парке колыхались целые поля светящейся морской травы с зелеными искорками на концах. Старик сказал мальчику:
— Кыт девочки тебя не обманул, ты идешь в верном направлении. Не вынимай стрелы из колчана. Я, пусть больше не вхож в мир людей, зла ни тебе, ни ей не желаю.
— Кто ты такой? – спросил Ивагак старика.
— При жизни был шаманом, а теперь помогаю потерявшимся душам. Тебе повезло, что рядом оказался я, а не какой-нибудь голодный тунгак, иначе наш разговор был бы короче. Живому человеку нельзя спать одному в мире духов, и ты сильно рисковал вообще не проснуться, так как твой собственный кыт стал очень уязвим. Видя все твои старания и волю, с которой ты идешь к своей цели, я решил оказать тебе помощь.
— Чем ты можешь помочь мне, апая?
— Путь тебе предстоит не близкий, и рано или поздно тебе придется заснуть еще раз, чтобы не упасть без сил и не замерзнуть. – отвечал старик, доставая из заплечного капюшона небольшой котелок. – Я дам тебе в спутники духа, заключенного в смоле, чтобы твой кыт был защищен, когда придется заснуть еще раз. Более того, этот дух сильнее, быстрее и хитрее любого из живых людей, что тоже будет тебе подспорьем. Когда в его помощи пропадет необходимость, дай ему новое имя.
— А как его зовут сейчас? – спросил Ивагак.
— Анылги-Ила [27]. – ответил старик и передал котелок мальчику. – Вылей это на землю, чтобы дать ему тело.

Котелок оказался полон смолы. Вылил ее Ивагак на холодную землю – и в тот же миг из черного пятна у его ног вырос огромный дух с горящими как две звезды глазами, и кулаками размером с человеческую голову. Был он чернее самой черной тьмы, и видом грозен. Формой ушей напоминая оленя, в остальном он был подобен невероятно сильному человеку с длинными липкими волосами и блестящей кожей. Серый пес старика, когда дух встал перед ним в полный рост, взвизгнул и спрятался в полах парки хозяина.
— Отныне слово этого юноши будет тебе словом друга. – сказал старик духу. – Оказывай ему поддержку по первому зову и не пренебрегай его стараниями. Я больше не могу носить твой котелок. Стара моя душа, и хочет она покоя в верхней тундре. Ты был мне верным другом и попутчиком, но сейчас наши пути разошлись. Удачной ловли тебе, Анылги-Ила.
— Пусть будет так. – ответил черный дух. Голос его был столь же глубок и грозен, сколь он сам. – Будь и ты удачен на Небесной охоте.
— Ступай, и да поможет тебе Великий Отец. – сказал на прощанье старик, прежде чем растаял со своим псом в облаке снежной пыли.
Сдул с ладони Ивагак пятое перо, и пошел дальше. Анылги-Ила последовал за ним. Всю дорогу, что шли они вместе, мальчик рассказывал духу, зачем он отправился в чужой мир, а Анылги-Ила внимательно слушал.

Долго шли они по заснеженной пустоши, и стали на их пути попадаться большие серые камни с острыми краями. Утомился Ивагак, и сел на один из камней, предложив духу место рядом. Развязав мешок с вяленым мясом, мальчик разделил еду на двоих. К своему удивлению, Ивагак заметил, что едва только Анылги-Ила брал мясо в руку, как оно тут же исчезало, будто бы утонув в смоле. Впервые за все время дух обратился со словами к мальчику:
— Ешь быстрей. Тут не безопасно. Запах человеческой еды многим по нраву, так же, как и человеческая душа. А я уже чую, что рядом кто-то ходит.
Ивагак тут же завязал мешок, выхватил лук и спрыгнул с камня на снег. Анылги-Ила жидкой тенью скользнул следом за ним и одним движением огромной руки усадил мальчика в сугроб.
— Абаасы легкой стрелой с оперением кайры ты не убьешь, об этом даже не думай.
— И что тогда делать? – встревоженно спросил Ивагак. – Или я его убью, или он меня!
— Убить духа можно, только повредив ему голову или нанеся сокрушительный удар в центр тела, под ребра, где у него Просвет [28]. У людей Просвет тоже есть, но он находится между лопаток. Я сильно сомневаюсь, что ты сможешь развеять духа в пыль прежде, чем он сделает это с тобой. По нашим меркам вы, люди, слишком слабы и невероятно медлительны. Так что оставь это дело мне. С духом должен разбираться дух.
Анылги-Ила широко улыбнулся, обдав мальчика едким горячим дыханием. Поднимаясь из сугроба, Ивагак заметил, что даже язык у него черный. Они пошли дальше меж грядами серых камней, и всю дорогу Ивагака не отпускало чувство, что рядом кто-то ходит с нескрываемым желанием сделать гадость.
Вдруг Анылги-Ила встал, поднял руку, и приказал Ивагаку немедленно лечь в снег и накрыться выбеленной шкурой. Мальчик без промедления сделал, что ему велели. Дух присел рядом со шкурой и шепотом сказал:
— Нас преследует Махаха [29]. Знаешь такого?
— Знаю. – тихо ответил Ивагак. – Он может до смерти защекотать человека.
— Махаха плохо видит и различает всех по запаху. Я насквозь пропах человеческой едой, так что мой родной запах он не найдет. Ему нужен ты. Дай мне свою парку и свой мешок, вскоре я их тебе верну.
Ивагак быстро стянул с себя одежду и отдал ее духу. Недолго думая, Анылги-Ила скользнул в парку мальчика и тут же принял его облик. Разве что черная как уголь кожа выдавала его.
В несколько сильных прыжков Анылги-Ила взбежал на один из отвесных каменных уступов, припорошенных снегом. Наверху скалы было видно множество следов. Дух пошел по следам, и вышел к обрыву, где сидел на небольшом камне человек с обледенелой кожей, как у трупа, широким ртом без губ, в серых штанах и глазами с одними радужками без зрачков. Волосы его сбились в грязные патлы и колыхались на ветру, словно были опущены в воду.
— Махаха, я знаю, что ты шел за мной с тех пор, как я увидел твои следы на серых камнях. – обратился к нему Анылги-Ила голосом своего спутника. – Что тебе от меня надо?
— А что тебе надо в мире духов? – ответил вопросом на вопрос Махаха. – Ищешь свою Смерть? Так вот она, сидит прямо перед тобой.
— Ты не остри, а то первее встретишься со своей.
— Что за храбрый маленький человек. — хихикнул дух. — Я чувствую, что от тебя пахнет еще кем-то. – сказал Махаха, вставая с камня, и оперся на свои руки. Каждая была костлявой, ссохшейся и длиной до земли. – Где твой попутчик, что пахнет смолой?
— Он ушел своей дорогой, я здесь один. – ответил ему Анылги-Ила.
Махаха свесился с уступа, глядя на снег между серых камней, но никого не увидел.
— Любишь загадки? – спросил он, уже представляя, как будет мучить жертву перед смертью.
— Предлагаешь сыграть? – переспросил Анылги-Ила.
— А то. – Махаха противно захихикал. – Если ты выиграешь – отпущу живым и больше приставать не буду. А если я – защекочу до смерти. Идет?
— Идет. Загадывай. – согласился дух в одежде мальчика.
— Что есть у человека единственно ценное? С чем он обращается так, будто никогда не потеряет, а потеряв, оплакивает утрату так, словно никогда ее не имел?
Анылги-Ила, сев на землю, сделал вид, что задумался. Махаха, бормоча что-то себе под нос, медленно ходил кругами около него, как вдруг, зайдя со спины, стиснул пальцы на его ребрах.
— Жизнь человеку ценнее всего! – вскочив с места, крикнул Анылги-Ила, и чуть не выдал себя слишком громким голосом.
— Угадал… – разочарованно потянул Махаха, опуская руки. – Теперь ты.
Анылги-Ила, уже зная, чего б такого у духа спросить, чтобы он точно не смог дать ответа, нагло улыбнулся, и задал вопрос в свою очередь:
— Я дам тебе три попытки на ответ.
— Хорошо.
— Кто ты? – Анылги-Ила сложил руки на груди.
— Это, что, уже был вопрос?
— Да.
— Ахаха, такой легкий! – Махаха почти обрадовался.
— Отвечай. – настаивал на ответе Анылги-Ила. – Или я уйду.
— Куда еще?! – взмахнул тот длиннющими руками. – Подожди, дай я отвечу!
Долго ходил Махаха по уступу, долго ворчал, подбирая ответы.
— Ну так что? – спросил его Анылги-Ила, устав ждать.
— Я-а… Я – тот, у кого руки до земли. – ответил дух.
— Нет, неправильно. Длинна рук – всего лишь особенность тела.
— Я тот, кто умеет убивать одними пальцами! – чувствуя, что боится, крикнул ему Махаха.
— Нет, неправильно. Убивать щекоткой – всего лишь навык.
— Я дух по имени Махаха! – взвыл он в отчаянии.
— Нет, неправильно. – Анылги-Ила в душе обрадовался. – Дав даже два ответа вместо одного, что не по правилам, ты не угадал. Дух – всего лишь название каждому, кто обладает душой, так же, как и «Махаха» – всего лишь имя. Признайся если не мне, то хотя бы себе, что ты не знаешь, кто ты на самом деле.
Взвыл Махаха так страшно, что горы от того воя застонали. Упав на землю, с треском расколол он себе череп о камни, и снег от его крови стал бледно-коричневым.
Анылги-Ила, скинув с себя одежду мальчика, вновь стал своего обычного вида, и подошел к едва живому духу. Проведя острым ногтем вдоль по его позвоночнику, отогнул Анылги-Ила кожу, и достал из груди Махаха блестящий шарик, размером с глаз, с застывшим внутри него маленьким кусочком оленьего мха. Обращаясь к шарику света, Анылги-Ила сказал:
— Ответ на мой вопрос может дать ребенок, чья голова пуста, а опыт еще не нажит. Он бы ответил: «Я – это я». И был бы прав безоговорочно.
С этими словами мерцающий шарик утонул в черной ладони духа, а тело Махахи рассыпалось снежной пылью.
Спрыгнув с утеса, Анылги-Ила отдал замерзшему Ивагаку его одежду, и вместе они пошли дальше, прочь от больших серых камней.

Шестое перо привело путников к высоким горам, верхушки которых упирались в небо, преграждая дорогу тучам. Ветер жестоко дул Ивагаку в спину, грозя заморозить его насмерть. Анылги-Ила, судя по тому, что ходил без одежды, холода не чувствовал, и, опередив Ивагака, бегом отправился искать дорогу через горы. Вскоре вернувшись, дух принес мальчику неутешительные вести:
— Имя этим великим горам – Минлу, что означает «Стена». От мороза и ветра давно стали они такими твердыми и гладкими, что даже я не смог забраться по ним наверх, как ни пытался. Лед на их верхушках черный от огня, что скрыт в самой тверди земли, а это значит, что владения Великой Тени находятся как раз по ту сторону гор. Сам же этот хребет тянется на север и на юг так далеко, насколько хватает взгляда, и даже дальше, так что в обход нам пути тоже нет.
— И что нам делать? – едва шевеля губами от холода, спросил его Ивагак. – Ведь я не дух, я уже замерзаю.
— У подножия скал есть маленькая пещера, где ты сможешь согреться и заночевать, пока я буду сторожить вход. – ответил мальчику Анылги-Ила. – Это не далеко, ты дойдешь туда прежде, чем насмерть замерзнешь.
Ивагак добрался до входа в пещеру, который указал ему Анылги-Ила, и, чтобы ветер не выдул оттуда все тепло, сразу же занавесил вход выбеленной шкурой. Дух вошел следом за ним.
— У меня есть огниво, но нет растопки. – с горечью сказал Ивагак, копаясь в снятом с плеч мешке.
— Поставь мой котелок на землю. – сказал ему Анылги-Ила, – и брось в него немного меха, срезанного со шкуры у входа.
Ивагак сделал, что просили. Дух сел рядом, склонившись над котелком, и уронил в него изо рта пару капель смолы, составлявшей его тело. Мальчик чиркнул огнивом над котелком, и тотчас загорелась смола так ярко, будто бы в раз десять факелов вспыхнуло. Анылги-Ила едва успел отодвинуться от котелка, прежде чем пламя опалило бы его самого.
— Почему твоя смола горит так жарко, словно маленькое солнце взошло, и со временем совсем не гаснет? – в изумлении спросил его Ивагак.
— Потому что это не простая смола. – ответил ему дух. – Вся она – моя Сила в чистом виде. Одной ее капли хватает, чтобы поставить на ноги безнадежно больного или смертельно раненого, но, теряя ее, сам я слабею. Найти такую смолу даже в мире духов трудно, очень трудно. Только когда со звезд на мир опускается сам Отец небесной Тьмы – Кара-Ата [30], я впитываю в себя его черноту, и становлюсь сильнее.
— Ты его сын?
— Наверное, да. Только навещает он меня очень редко.
Стало в пещере тепло и светло, как днем. Ивагак успел поесть и выспаться, пока Анылги-Ила, сверкающий влажным блеском, сидел у входа. Наледь на стенах, не успевая таять, сразу испарялась. Камни согрелись и трещали от жара. Когда стаяла со стен корка льда, проступили на камнях совсем недавно сделанные надписи.
— Ивагак, здесь были люди. – сказал дух задремавшему в тепле мальчику. – Они оставили на стенах свои метки.
— Где это? – мальчик посмотрел на стены.
— Вон там. – Анылги-Ила ткнул пальцем. – Только ты сам прочти, я не умею.
Ивагак вперил взгляд в сумрачный свод пещеры, и тут же воскликнул:
— Это же родовые метки моего племени! Кытывйе и Кытуйги были здесь! Это они оставили надписи.
— Что гласят их послания?
Ивагак вгляделся в слабо различимые символы.
— Они, так же, как мы, остановились здесь на ночевку. Кытывйе был ранен – нарисовано, что ногу сломал. Пытался найти путь на отвесной скале, чтобы перебраться через горы, и сорвался. Кытуйги отнес брата в эту пещеру и присматривал за ним, но скоро у них кончилась еда, а ничего в округе здесь не водится. Братьям пришлось съесть своего пса Сивагака, но и его мяса надолго не хватило.
Ивагак почувствовал, что наступил сапогом на что-то твердое, и оно громко треснуло под ногой. Посмотрев вниз, мальчик увидел белую собачью кость. Он аккуратно поднял ее обломки и завернул их в свой мешок, чтобы по возвращении домой вырезать две бляшки в память о пропавших братьях.
— И что там дальше? – спросил его Анылги-Ила.
— Кытуйги, не выдержав постоянных причитаний брата, ушел. – продолжил Ивагак. – И все путеводные перья с собой забрал. А их у него… одно, два, три… всего пять штук осталось. Он бросил Кытывйе в этой пещере, и пошел…
— Пошел: куда?
Тут Ивагак заметил, что из-под растаявшего льда показался узкий проем в своде пещеры, и проход, уходящий куда-то в темноту.
— Что ж, это объясняет, куда делись братья. – проследив взгляд мальчика, сказал Анылги-Ила. – Один пошел вглубь пещеры, искать что-нибудь съедобное – и пропал. А другой, видимо, замаялся его ждать, и сам в проход полез. Не знаю, конечно, как он это сделал – костыль ли смастерил, или еще что, он на прежнем месте его нет. По крайней мере, здесь труп бы лежал.
Мальчик, подумав, ответил духу:
— Если через горы нам не перебраться, и в обход дороги нет, то путь только один – идти вглубь горы. Да поможет нам Великий Отец отыскать выход на другую сторону.
Собрав свои вещи, Ивагак полез в расщелину, ведущую в темные подземные ходы. Проход был настолько узким, что у него заболели ребра, пока он лез на ту сторону. Анылги-Ила осторожно взял котелок с горящей смолой, и, держа его в вытянутой руке, пошел следом за мальчиком.
— Анылги-Ила, ты пролезешь? – раздался эхом голос Ивагака из темноты. – Тут даже я чуть не застрял.
— Куда может просочиться вода, туда и я пролезу. – кряхтя, ответил ему дух, становясь в половину меньше своего роста, и тут же вырастая обратно.
Горящая смола осветила высокий обледенелый свод и каменные стены в глубине горы. Из просторного зала, куда попали путники, в разные стороны шли ветвистые ходы и коридоры. В один из таких ходов тянулась вереница следов на занесенной снегом земле пещеры.
— Братья пошли туда. – сказал Ивагак, но эхо разнесло его голос по всей пещере, сделав громким, словно крик.
— Я вижу, и нам лучше идти молча. – сказал Анылги-Ила едва различимым шепотом. – Неизвестно, кто кроме нас еще может быть в этой пещере.
Мальчик зарядил свой лук стрелой и пошел в выбранный ход. Дух следовал за ним, держа котелок высоко над головой и освещая дорогу.
Долго ли, коротко ли шли они по следу, как Ивагак стал замечать на стенах недавно сделанные пометки.
— Смотри, Кытуйги оставил здесь свой знак, и тут же рядом пометка Кытывйе. Значит, они оба были здесь, но еще не встретились. – шепотом сказал мальчик. – Кытывйе пишет, что сильно ослабел и потерял много крови.
Ивагак поднял с земли несколько застывших багрово-красных льдинок и положил их в мешок.
— Идем дальше, не будем здесь останавливаться. – ответил ему дух. – Смола горит долго, но рано или поздно все равно гаснет. – немного помолчав, добавил он. – А тот, чье присутствие здесь я чую по запаху горящей серы, не любит яркий свет.
Пройдя еще около двух полетов стрелы, Ивагак нашел лежащую на земле продырявленную флягу одного из братьев, с дыркой посередине, будто от копья. Снег, припорошивший пол пещеры, в этом месте был взрыхлен и разбросан во все стороны, словно по нему протащили что-то тяжелое. Немного дальше, насколько добивал свет от горящей смолы, в стенах были небольшие проемы, а около них – множество следов маленьких босых ног с тремя пальцами на каждой.
Рядом на стене была еще одна пометка. Ивагак быстро прочитал письмена.
— Кытывйе пишет, что он здесь не один. Кто-то идет по его следу. Но убегать он уже не может, так как его тело стало холоднее камня. Он боится умирать, и поэтому решил спрятать свой кыт, чтобы тому, кто идет за ним, досталось только обледенелое тело. – Ивагак поразился такому решению своего соплеменника. – Дальше несколько слов, чье значение я понять не могу.
— Это не слова. Это знаки переноса Силы. – ответил за него Анылги-Ила. – Я такими сам раньше пользовался, когда только учился перетекать из одной формы в другую. Их не произносят вслух, а только передают друг другу в письменном виде. Твой друг знает толк в колдовстве?
— Кытывйе был рыболовом, а не колдуном. – ответил Ивагак. – Такими знаками пользовался только его брат-птицегадатель.
— Наверное, когда Кытуйги пошел вглубь пещеры, он отдал своему брату рисунки этих знаков, чтобы расставание духа Кытывйе с телом не было мучительным.
Вдруг что-то тенью мелькнуло на стене, чуть впереди. Ивагак натянул тетиву. Из темноты в круг света выступила фигура, нарисованная на стене, но двигавшаяся, словно живая. В нарисованном человеке мальчик узнал сильно хромающего Кытывйе, который опирался на свой лук. Анылги-Ила едва сдерживал смех:
— Вот он куда свой кыт спрятал! Ай да хитрец. Ивагак, ты посмотри на этого изворотливого песца – парень догадался стать рисунком.
Кытывйе, как заметил Ивагак, был очень встревожен, и пытался им что-то сказать. Когда он говорил, губы его шевелились, но слов не было слышно – они сами собой появлялись на стене рядом с ним.
— Он говорит, что нам грозит опасность. – одернул духа Ивагак. – Тунгаки живут в этой пещере, это они забрали его тело. Он говорит, что долго плутал здесь, и нашел выход, но дальше пещера сильно сужается, так что убежать от духов мы не сумеем. Духи знают, что мы здесь, но боятся подходить близко – свет смолы испепеляет их. Когда смола погаснет, они убьют нас. Он говорит, что сам развеял в пыль нескольких духов, пока отбивался, но их не столь сложно убить, сколь их здесь много. Они задавят нас числом – их больше, чем звезд на небе. Даже такому духу, как ты, с ними не совладать.
— Раз так, то он, наверное, хочет нам что-то предложить? – невозмутимо спросил мальчика Анылги-Ила.
— Сейчас спрошу.
Ивагак вынул из мешка зубило и быстро нацарапал на стене вопрос. Кытывйе ответил и мальчик зачитал его ответ.
— Он говорит, что тунгаки не смогут ничего нам сделать, если мы сами станем рисунками. Он говорит, что это не больно, и тело мы с тобой не потеряем. Вот нужные символы.
Кытывйе отошел в сторону и на стене проступили знаки.
— Он говорит, что нужно расцарапать лоб так, чтобы пошла кровь, раскинуть руки в стороны и прижаться лбом к знаку.
Смола в котелке начала гаснуть, свет тускнел. В коридорах раздавался шум и голоса голодных тунгаков, по стенам замельтешили тени. Ивагак и Анылги-Ила не замедлили выполнить указания, как тут же оказались нарисованными на камне.

Смола погасла и пещера наполнилась шумом и ужасными криками разгневанных духов, потерявших след путников. Во тьме глаза тунгаков сверкали, как плошки.
Ивагак незамедлительно стер знаки переноса Силы и вытащил огниво из сумки. Анылги-Ила сплюнул в котелок еще немного смолы, мальчик выбил искру, и тут же стена пещеры засияла золотым пламенем. Те духи, что были к нарисованному огню ближе всего, в ужасе отпрянули, но быстро поняли, что свет, исходящий от рисунка, им вреда не причиняет, и в ярости пытались разодрать нарисованные на стене фигуры в клочья, оставляя на камне глубокие царапины. Вскоре им это надоело, и они, разгневанные, разбрелись по коридорам.
Ивагак осмотрел себя – в нарисованном виде все ему казалось каким-то ненастоящим, движения стали слишком резкими и дергаными. Он обратился к Кытывйе:
— Рад видеть тебя живым, пусть и не самым здоровым. — слова точно так же появлялись на стене рядом с ним. — Давно ты здесь?
— Уже третий день. – ответил Кытывйе. – Три дня я мучаюсь от ужасной боли в сломанной ноге, и ничем не могу ее унять.
— Я могу помочь, но тебе это не понравится. – сказал Анылги-Ила. – Снимай сапог и закатай штанину.
Кытывйе, хоть и до смерти боялся трехметрового духа, последовал его совету. Анылги-Ила снял наложенную парнем повязку, резко дернул его ногу, и вправил кость на место. Кровь и костный мозг ручьем хлынули из раны, а дух так крепко стиснул ногу человека, что тот, закусив край своей куртки, страшно взвыл и чуть не потерял сознание от боли.
Анылги-Ила сцедил в открытую рану немного смолы, и Кытывйе, расслабившись, затрясся в экстазе – так хорошо ему никогда не было, смола текла по его жилам, согревая и радуя тело. Рана затягивалась, обломки кости срастались, будто и не были сломаны. Забинтовав ногу обрезком его куртки, дух отошел в сторону и сел на пол – было видно, что он сильно устал.
Чтобы Кытывйе скорее пришел в себя, Ивагак говорил с ним:
— Друг Кытывйе, ты был лучшим рыболовом во всем нашем селении. Твои родители гордились бы тобой. Мне жаль, что ты потерял свое тело, и не можешь покинуть стены этой пещеры. Но, скажи пожалуйста, как ты еще не умер здесь от голода?
— С тех пор, как я хожу по стенам этой пещеры, я питаюсь тем, что сам себе нарисую. – через силу ответил тот. – Захочу – нарисую корзину вяленого мяса. Захочу – связку рыбы. Даже пытался нарисовать себе здоровую ногу, но ничего не вышло, мне было слишком больно.
— А выход из пещеры ты нашел?
— Став рисунком, я какое-то время еще шел по следу брата, и нашел выход. Кытуйги все-таки выбрался отсюда и пошел дальше. Но почему он до сих пор не вернулся за мной – я не знаю. – парень тяжело вздохнул. – Возможно, он тоже погиб. Или решил идти за кытом Иниры один, бросив меня здесь.
— Друг Кытывйе, пожалуйста, покажи нам дорогу отсюда. – сказал ему Ивагак. – Я клянусь всем, что имею, что если найду Иниру, то непременно заберу отсюда твой кыт, в целости и сохранности отведя его к нашему селению. На счет тела не беспокойся – потом мы что-нибудь придумаем.
Дух и два человека пошли дальше по стенам пещеры и видели в глубинах гор удивительные вещи. Россыпи блестящих камней на потолке, словно звезды, светились и переливались всеми цветами. По каменным колоннам, держащим свод пещеры, змеились мерцающие подгорные ручьи, а на полу расстилались целые поляны вечно живых и цветущих растений. Подгорные духи гуляли по этим пещерным залам и пели песни в своих ярангах. Песни их были на странном языке, в них едва угадывались слова, но они были полны такой силы и жизни, что Ивагак чуть не плакал от этой красоты.
— Это Аса-Тундра. – тихо сказал ему Анылги-Ила. – нижний мир. Вернее, один из множества нижних миров. Здесь живу борынгы [31]. Это очень сильные духи, их не надо звать к нам, и уж тем более нельзя злить. Они сами ходят, где захотят, и могут как дарить кусочки жизни, так и забрать ее всю целиком в один момент.
— Они очень красиво поют… – с сожалением вздохнул Ивагак, провожая их взглядом.
— Созданиям верхнего мира, а уж тем более людям, здесь места нет. Не жалей, что не можешь остаться с ними. У тебя наверху еще много дел. Помнишь, ты рассказывал, как красиво поет Инира? Даже мне захотелось послушать ее голос. Чтобы это произошло быстрей, ускорь шаг и не жалей о песнях чужого народа, с коим нам никогда не жить.
Грустно было мальчику покидать чудесные залы борынгы, и Кытывйе, видя его смятение, начал спрашивать Ивагака о проделанном ранее пути. Тот все ему рассказал, а парень только молча краснел, понимая, что сам на его месте поступал бы иначе.
Синим пятнышком промелькнул впереди выход из пещеры. Анылги-Ила уже трижды сменил смолу в котелке. Он шел, громко дыша и стараясь не запинаться. Ивагак видел, что его спутник стал на две головы ниже и заметно ослабел – на спине у Анылги-Ила проступил позвоночник и ребра, волосы поредели, а уши не стояли торчком.
— Прощай, друг Ивагак. – сказал мальчику Кытывйе, когда трое подошли к выходу из пещерных гротов. – Прости, что в родной деревне мы с братом смеялись над тобой. Ты повзрослел, и стал достойным носить свое имя. Я вижу, что ты настоящий мужчина, и мой потерявшийся брат тебе не ровня. Я сделаю тебе извинительный подарок, чтобы ты больше не держал на меня зла.
С этими словами Кытывйе нарисовал на стене пещеры красивое копье, которое, по его задумке, могло в несколько раз складываться и помещаться в карман. Более того, оно всегда летело точно в цель на любое расстояние и никогда не тупилось.
— Удачи тебе в поисках духа Иниры. – сказал парень, отдавая Ивагаку чудесный подарок.
— И тебе я желаю удачи, брат Кытывйе. – отвечал ему мальчик, с благодарностью принимая копье. – Смотри, береги свой кыт до моего возвращения. Но не гневись на брата – возможно, вы еще увидитесь.
Анылги-Ила вместе с Ивагаком нарисовали знаки переноса силы, приложились к ним лбами, и, как в прошлый раз, оказались на другой стороне камня. Уходя из пещеры, мальчик видел, как Кытывйе еще долго махал ему вслед.
Теперь путники были по другую сторону гор Минлу. Сполохи здесь сияли так ярко, что было слышно, как они звонко струятся по небесному своду, словно ручьи, бегущие по мелкой ледяной крошке.
— Вот и владения матери Унук, Ночной Тени. – сказал Ивагак. – Только ее саму я не вижу, да и кыт Иниры пока не видать.
— Вон там, смотри. – Анылги-Ила указал на кромку горизонта, где сияние было ярче всего. Палец его стал тощим и узловатым, как у старика. – Скоро, совсем скоро рассвет. Идем скорей, она там. Ты должен успеть.
Юноша со страхом оглянулся на горы – небо над ними уже посветлело.
— Анылги-Ила, а ты шибко тяжелый?
— Чего?.. – от слабости длинный язык вываливался у духа изо рта.
Быстрее, чем тот отреагировал, Ивагак сгреб духа в охапку и закинул себе на спину.
— На вот, слизни каплю смолы у меня с пальца… – едва внятно сказал он мальчику. – И твои ноги понесут тебя быстрее ветра, не зная усталости.
Ивагак внял совету Анылги-Ила, и ощутил, что может бежать по глубокому снегу даже быстрее чем по твердой земле – Сила чистой темноты стучала у него в висках и горела живым теплом в легких.
Бегом миновав пять полетов стрелы, Ивагак почувствовал, что Анылги-Ила едва дышит, отхаркивая тягучие капли смолы на капюшон его куртки. Пришлось мальчику остановиться среди редких и давным-давно засохших в снегу кривых деревьев. Прислонив своего спутника к одному из них спиной, Ивагак вытряхнул все добро из сумки, но вяленого мяса, чтобы накормить духа, не нашел – отдыхая в пещере, он доел последние куски.
Вдруг юноша почувствовал, что рядом кто-то ходит и с интересом его разглядывает. Быстро обернувшись, он увидел мелькнувшую за одним из деревьев черную тень, ростом примерно с человека. Рука его сама зарядила лук, направив в сторону противника.
— Кто здесь ходит? – громко спросил он.
— Ой, Ивагак, это ты? – спросил его знакомый хрипловатый голос.
— Откуда ты знаешь мое имя? – удивился мальчик. – Выходи и назовись сам
— Тогда ты опусти лук. – потребовал голос. – Не люблю говорить, когда слышу звук натянутой тетивы.
Ивагак опустил оружие и с удивлением наблюдал, как существо, напоминающее птицу, вышло из-за деревьев и встало перед ним, гордо сложив на руки на груди и задрав голову. Вместо волос и бровей у него на голове, шее и спине росли черные перья. Два крыла были сложены за спиной, и виден был короткий хвост, как у ворона. Его кисти, предплечья, грудь, живот и птичьи ноги с длинными цевками покрывали блестящие поперечные чешуи точно такого же цвета, как и перья. Кожа его была темно-серой, белки глаз, тоже черные, то и дело мелькали из стороны в сторону, разглядывая мальчика. Острый нос духа чем-то напоминал клюв и тоже был покрыт чешуями.
В нагловатом лице духа Ивагаку виделось что-то смутно знакомое.
— Что, Кавихак, никак не прекратишь таскать на себе домой всякую живность? – хихикнув, спросил он юношу.
— Кытуйги?! – в ужасе крикнул Ивагак, чувствуя, как волосы у него под капюшоном встают дыбом.
Кавихаком – «маленьким песцом», Кытуйги с братом обзывал его в поселке еще до того, как мальчику дали взрослое имя.
— Приятно видеть знакомое лицо на самом краю земли, не правда ли? – нагло улыбался человек-птица, показывая кривые зубы.
— Да какое еще лицо?! Ты как так?.. – Ивагак не мог подобрать слова.
— Очень просто. – ответил Кытуйги. – Я профукал все наши с братом путеводные перья.
— ?!!
Юноша уставился на парня в немом недоумении.
— Да. – утвердил тот. – И не таращься на меня, как тунгак на больного – глаза выпадут.
Кытуйги подробно рассказал Ивагаку все с того момента, как они с братом разожгли костер в той пещерке под горой. Как сделали на оттаявших стенах пометки каждому, кто еще будет там отдыхать, чтоб люди и духи не забывали сгинувших во тьме братьев. Как он через открывшуюся во льду расщелину попал в большой зал внутри горы и растратил все перья в подземных галереях, пытаясь найти то выход на другую сторону, то дорогу обратно к пещере с умирающим братом, пока не наткнулся на тунгаков. Рассказал он и про то, как бежал от них наугад сломя голову, пока не выскочил наружу, где сияют сполохи. И как, дойдя до этого места с кривыми деревцами, он увидел живущую здесь стаю воронов.
— …и я перебил их всех. – грустно рассказывал Кытуйги.
— Зачем?
— Ну, во-первых, я страшно хотел есть. — перебил парень. — Ты на моем месте поступил бы так же, не спорь. Во-вторых, я пытался пользоваться их перьями, как путеводными, но всякий раз идя за каким-то пером, я приходил в это же самое проклятое место! И, в-третьих, я же птицегадатель? Вот и решил узнать на последних воронах из стаи свою судьбу. Суждено ли мне выбраться отсюда, или я навсегда останусь здесь, в конце времен развеявшись снежной пылью… В общем, вороны, как ты видишь, здесь больше не живут. Потом я заснул. Помню, очень долго спал, и мне не было холодно. Я словно проваливался в мягкую перину и она обклеивала меня со всех сторон. А когда проснулся, я уже был вот такой, каким перед тобой стою.

Ивагак сокрушенно вздохнул, глядя куда-то за горизонт.
— А это, кстати, кто с тобой? – Кытуйги указал на ослабевшего духа когтистым пальцем. – Я вижу, ему плохо.
— Это мой спутник, мы вместе шли всю дорогу от самого моря. Он мне помогал, и пару раз спас от гибели. Сейчас он сильно ослабел и не может идти дальше. Ты знаешь, как ему помочь?
Кытуйги рассмеялся каркающим смехом:
— Знал бы я еще, как самому себе помочь – вот было бы хорошо!
Анылги-Ила в это время встал, медленно подошел к смеющемуся Кытуйги, и, размахнувшись, одним ударом костлявого кулака отправил парня в сугроб.
— Анылги-Ила, че ты делаешь?! – испугался Ивагак.
— Успокойся, я не собираюсь его убивать. – ответил мальчику дух. – В моем состоянии было бы глупо тратить силы на бесполезную борьбу.
— Тогда зачем ты его ударил?
— Мне нужно немного его Силы, чтобы прошла усталость, иначе я потеряю сознание и заледенею. Подует ветер, и я рассыплюсь пылью.
Анылги-Ила отодвинул в сторону оглушенного Кытуйги и поднял что-то маленькое из снега. Кытуйги, пошатываясь, встал, и вытер с губы кровь.
— Ивагак! – крикнул он мальчику. – Этот больной на всю голову дух выбил мне зуб!
— Я верну. – коротко ответил ему Анылги-Ила, и зуб парня утонул у него в руке.
В тот же момент Анылги-Ила стал выше на ладонь, взгляд его прояснился, а ноги больше не подкашивались.
— Благодарю тебя, птицегадатель Кытуйги. Мне стало лучше, но надолго твоей Силы не хватит. Когда я приду в себя окончательно, то верну тебе зуб.
— Когда это случится, знать хотелось бы… – ворчал парень, нащупывая тонкими пальцами образовавшуюся во рту дырку.
— Ивагак, мне нужна твоя помощь. – обратился дух к мальчику. – Мы на земле матери Унук, и все здесь пропитано ее духом, а он ядовит для меня. Скоро рассвет, и ты обязан как можно быстрее отыскать кыт больной девочки, иначе она может не дождаться. Но на небе живут тунгаки, и если их будет много, они одолеют тебя. К ней на небо мы поднимемся вместе.
— Что я должен делать? – спросил Ивагак.
— Закинь меня на небо, а следом поднимайся сам.
— Но я же не умею летать.
— Зато твой друг-птица умеет. Он сильный, пусть и выглядит худым, но тебя выдержит.
С этими словами Анылги-Ила вынул из мешка мальчика свой котелок, опустил в него левую руку и превратился в смолу. Ивагак снял тетиву со своего лука, примотал один ее конец к ручке котелка, и начал раскручивать его. В конце концов, мальчик раскрутил котелок до такой скорости, что ветер от земли поднялся.
— Отпускай! – крикнул Кытуйги.
И мальчик со свистом забросил котелок так высоко на небо, что тот затерялся между звезд.
— Залезай мне на спину и держись так крепко, как можешь. – скомандовал Кытуйги, после чего присел, взмахнул черными крыльями, и прыгнул в высоту на пять полетов стрелы.

Тем временем на небе Анылги-Ила вновь принял форму духа, схватил свой котелок, и крепко встал ногами на Сполохи полярного сияния. К нему медленно поднимались Ивагак и шумно дышащий Кытуйги. Отсоединив тетиву от ручки котелка, Анылги-Ила отдал ее Ивагаку, и мальчик тоже спрыгнул на Сполохи со спины парня. Но Кытуйги очень устал, пока летел до самого неба, и едва Ивагак слез с его плеч, он тут же упал на землю, изнемогая от усталости.
— Натяни тетиву на лук понадежней. – перекрикивая завывающий ветер, сказал мальчику дух. – Тунгаки совсем близко, и они знают, что мы здесь. По небу ты доберешься быстрей, чем по земле, если будешь бежать, не останавливаясь. Унук обратила на меня свой взор, и я чувствую, что мне с каждой минутой все хуже.
— Как я могу помочь тебе? – спросил духа юноша.
— Я позабочусь о себе сам. Твоя наяк [32] уже близко, и громко зовет тебя.
— Но Инира мне не сестра! – возразил Ивагак.
— Нет, Инира – твоя сестра. – отрезал дух. – Она человек, так же, как и ты. Она твоя наяк.
Анылги-Ила будто бы начал таять, роняя со своего тела вниз капли смолы.
— Что с тобой? – испугался Ивагак.
— Твоя цель – Инира. – устало ответил Анылги-Ила. – Ты шел сюда, чтобы спасти человека, а не духа. Беги на ее зов, не оборачиваясь!
Ивагак не мог отпустить руку товарища, но Анылги-Ила с силой оттолкнул его и поддал ногой ниже спины, придав скорости:
— Ну! Побежал!
Ивагак бежал по Сполохам вслед за седьмым выпущенным пером, и земля летела у него под ногами, словно морское дно подо льдом. Тунгаки с горящими глазами уже следовали за ним, их фигуры стали заметнее на фоне звезд. Некоторые отвлеклись на умирающего Анылги-Ила, желая урвать побольше льющейся из него смолы, но некоторые продолжали преследовать и самого Ивагака. Тогда мальчик на ходу развязал мешок, и вынул из него костяную трещотку. Подул ветер и от нее поднялся сильный вой и трест. Тунгаки в страхе разлетались в стороны, зажав уши.
Все время, сколько Ивагак бежал, он слышал обращенный к нему голос Иниры, полный отчаяния:
— Ивагак! Увидел ли ты уже мой дух, потерянный в ночи? Жестокая Ночная Тень, она забрала мой свет. Все духи говорят, что мы, люди, ничего не значим, и имя нам – ничто. Приди же и посмотри на меня, пожалуйста, посмотри на меня!
Вот показалась окаймленная низкими горами долина, и над ней – неописуемой красоты небо. Инира, больная девушка, ходила по сполохам в окружении маленьких крылатых духов, но была так слаба, что сквозь нее было видно звезды.
— Инира! Инира, я здесь! – закричал юноша так громко, что чуть не надорвал горло. – Я пришел!
Но девушка не отозвалась. Она висела в небе, словно мертвое тело, плавающее в воде – ее глаза побелели, грудь не поднималась со вздохами, а свет исходил из нее рваными лучиками, местами померкнув совсем.
Подбежав ближе, Ивагак хотел взять ее на руки, но она прозрачной дымкой скользнула сквозь него. Юноша испугался так сильно, как не боялся никогда до этого, и страшно закричал в отчаянии:
— Мать Ночная Тень! Великая Унук, покажись мне!
И тотчас перед ним предстала хозяйка всех Звезд на небе. Была она так велика, что самые высокие горы были ей лишь по пояс, и двое людей, стоявшие на Сполохах, оказались как раз перед ее лицом. Красива и грозна была Унук – волосы ее были белее инея, но лицо духа было как у молодой женщины. Кожа ее была голубой, словно морская вода, плещущаяся меж льдинами, а одежды теплыми и мягкими, как дым, поднимающийся над кострами в ярангах.
— Что нужно тебе, юхак, пришедший из мира людей?
— Инира умирает! Молю тебя, великая Унук, помоги ей!
— Я могу защитить безымянную от тунгаков. – отвечала ему Ночная Тень. – Но врачевать раны – не в моей власти. Она слишком отчаянно звала тебя во сне и наяву, и теперь ее силы на исходе. Проси о помощи Отца небесной Тьмы, он может излечить любого.
— Ладно, хорошо! – в нетерпении ответил Ивагак. – Но даже если он ее вылечит, ты отдашь мне ее кыт? Ее тело осталось там, в мире людей, и до рассвета уже недалеко!
— С чего ты взял, юхак, что я вообще его тебе отдам? – рассмеялась Унук. – Что можешь дать ты мне взамен? Я люблю блестящие подарки. Можешь ли ты мне дать в обмен что-нибудь сверкающее, словно звезда. Что-то, что было бы равноценно кыту этой девушки, ведь само слово «звезда», «Инира» – было ее именем. Сможешь ли ты подарить мне такую звезду, что не была бы сотворена мной самой? Не вздумай хитрить и воровать звезды с неба – все свои творения я помню. Мне хочется что-то, чего я еще не видела.
Унук тихо улыбалась, видя всю беспомощность юноши. Ивагак готов был убить ее, но знал, что стрелы и копье в этом бессильны, а Ночная Тень может развеять его в пыль одним своим дыханием, стоит ей только этого захотеть.
«Великий Кара-Ата, Отец небесной Тьмы, я прошу тебя о помощи! Молю всем сердцем, явись!..» — думал в слезах Ивагак, сидя на коленях перед умирающей девушкой. – «Явись, Кара-Ата, ты нужен мне!..».
Горячие слезы живого человека текли по его щекам, взлетая в воздух мира духов замерзшими капельками. В них была вся сила и горечь юноши, все, что он любил и так боялся потерять.
И небо разверзлось, словно горизонт опрокинулся навзничь. Все вокруг залила такая густая тьма, что пальцы вытянутой вперед руки не было в ней видно. Ивагак телом и разумом ощутил, как вся Тьма земли и небесного свода собралась в одном месте, и смотрит прямо на него. Маленького и слабого юхака, как человек смотрит на лежащую в ладони мягкую икринку – одну из множества, что вынуты из рыбы.
— Унук, я заклинаю тебя. – раздался голос из ничего вокруг, и отовсюду сразу. – Не глумись над маленьким человеком и прими всерьез его просьбу.
Тут же из темноты, разом залившей весь мир, на сияние Сполохов спрыгнул черный, как уголь, дух с длинными липкими волосами, блестящей кожей, оленьими ушами и глазами, горящими, словно два маленьких Солнца.
— Ивагак, ты все-таки добрался! – крикнул он, подбегая к мальчику.
— Анылги-Ила! Как ты смог меня найти? – обрадовался ему Ивагак.
— Мой отец нашел и вылечил меня, когда я дрался с тунгаками. Он спросил, почему я забрел так далеко в чужие края, и я все ему рассказал. Ата [33] указал мне дорогу к этому месту, и я вернулся, чтобы помочь тебе, так как твой поход еще не завершен.
— Но как ты хочешь это сделать? – спросил юноша в растерянности.
— Я слышал, что Унук у тебя просила, и помогу исполнить ее просьбу. Этим я окажу тебе и твоей наяк свою последнюю услугу.

Темнота легла черными облаками по горизонту, и небо вновь озарили звезды. Инира оказалась укутана покрывалом из кусочка Тьмы, и Ивагак видел, как она вновь начинает приглушенно сиять.
Анылги-Ила, чувствуя, что в такой близости от Ночной Тени он может погибнуть, вышел вперед, надорвал пальцами блестящую черную кожу у себя под грудью, и резко дернул руками в стороны. Смола, создававшая его тело, с треском разорвалась, и все вокруг озарилось таким ослепительным сиянием, что сама Унук, не выдержав, зажмурилась и отвернулась.
Дух, прогнувшись в спине, буквально вывернулся наизнанку. Изнанка его оказалась ничем иным, как желтоватым звездным светом, что составлял отныне его тело. По сути, Анылги-Ила остался тем же, что и раньше, но стал светиться, словно маленькая звезда, и волосы его, до этого скользкие и липкие, стали мягкими, как мех тюленя-белька, окружив голову золотым ореолом.
— Анылги-Ила, что ты сделал? – в изумлении спросил его Ивагак.
— Всего лишь поменял управляющую Силу в своем Просвете с Тьмы на Свет. Это не сложно, я могу сделать так еще раз, но сильно устану. Теперь близкое присутствие Унук для меня не опасно, ибо у нее самой просвет работает за счет силы звезд.
Вдруг землю и небо потряс рокот, словно откололась от айсберга льдина размером с тучу. Это Ночная Тень ударила кулаком по горе, да так сильно, что Ивагак чуть не упал на землю со Сполохов.
— Что ты забыл на моей земле, потомок Ата, Отца небесной Тьмы? – в нетерпении спросила Унук светящегося духа. – Что тебе нужно?
— Нужно, чтобы ты сдержала слово. — сказал Анылги-Ила с нажимом.
— Какое еще слово? — не поняла женщина-дух.
— Ты сказала, что готова обменять кыт Иниры на нечто, столь же яркое, как звезда. Я принес с собой то, что ты просишь.
С этими словами Анылги-Ила вытянул вперед руку и раскрыл ладонь. На ладони у него лежал маленький мерцающий шарик с вмороженным внутрь кусочком ягеля – просвет некогда убиенного Махахи.
— Это подойдет? – спросил он ее.
Глаза Унук загорелись, как у ребенка, увидевшего новую игрушку.
— Подойдет. – согласилась она. – Я не буду держать при себе кыт безымянной девушки. – сказала Ночная Тень, обращаясь ко все еще лежавшей под покрывалом Инире. – Ты можешь вернуться в Мир людей со своим братом. А ты, сын небесной Тьмы, оставь меня в покое и возвращайся в свои владения. Не желаю больше тебя здесь видеть!
С этими словами Унук растаяла в воздухе, словно дымка над горами.
— Близится восход. – обратился Анылги-Ила к своему отцу. – Серебряный волос, за который держится дух Иниры, вот-вот лопнет. Отец, прошу тебя, сделай ей пояс, чтобы она вернулась в нем домой, не повредив свой просвет.
И в тот же миг покрывало, согревающее кыт Иниры, стало поясом, плотно обхватившим ее живот и спину, но девушка не приходила в себя.
— Почему она не просыпается? — в ужасе крикнул Ивагак склонившемуся над телом духу.
— Я не знаю, что с ней не так. — ответил Анылги-Ила. — Как вообще ее зовут?
Оба ненадолго задумались. Ивагак с ужасом понял, что забыл имя девушки. Во снах, когда она звала его, не было чего-то важного. Того, что делало бы ее живой. Да и Унук сказала, что она “безымянная”…
— Имя! Девушку нужно назвать! — догадался дух мальчику. — Скажи первое, что придет в голову!
— Кирганун. — ответил юноша. — Пусть дочку вождя зовут “Оживающая Весна”.
Склонившись над телом, дух прошептал ее имя по очереди в правое и левое ухо. Кирганун с хрипом вдохнула морозный воздух и пришла в себя. Ивагак готов был разрыдаться от радости. Он обнял духа за шею, не боясь обжечься его звездным светом.
— Благодарю тебя от всего сердца, Анылги-Ила, что ты так помог нам! Благодарю и тебя, Отец небесной Тьмы. Я у вас двоих в огромном долгу, и не знаю, чем отплатить взамен.
— Есть способ расплатиться. – сказал юноше дух. — Пожалуйста, дай мне тоже новое имя, как завещал апалъку. Иначе я не смогу стать свободным.
Юноша подумал и сказал, чтобы горы, светлеющее небо, звезды, Сполохи, снег и ветер были вечными свидетелями его словам:
— Мой друг и верный спутник, раньше тебя звали Анылги-Ила и помогал ты людям, сколько помнишь себя, покуда был заключен в котле. Пусть отныне тебя зовут Никугйяг, что значит “Несущий свет в себе”. Будь волен жить свободно и ходить там, где пожелает твоя душа.
Дух, получивший свободу с новым именем, на радостях вскрикнул и подкинул свой котелок так высоко на небо, что он стал созвездием. До сих пор его видно на небе: ручку и чашу котла. И небо до сих пор танцует вокруг него с наступлением каждой полярной ночи.
— Мой друг и верный спутник Ивагак. — ответил юноше Никугйяг. — Родители в твоем далеком селении дали тебе имя Ивагак, что означало “Вечно ищущий”. Сегодня ты нашел ту, которую так боялся потерять. И для меня честью будет дать тебе новое имя, достойное настоящего охотника. Зови себя Паналик, что означает “Воин, носящий копье”.

И горы многоголосым эхом отозвались на слова человека и духа, сидящих на Сполохах. Звезды вспыхнули ярче, снег засиял белыми искрами, а ветер подхватил их слова и разнес по всем концам земли.
Чтобы Кирганун быстрее встала на ноги и приходила в себя после смертного сна, Паналик обратился к ней с песней. Его сильный голос раздался переливами сияния на небесах.

[KEiiNO — «Spirit in the Sky» (автор литературного произведения рекомендует найти в Интернете или в соцсети ВКонтакте и прослушать данную песню, как аудиосопровождение к рассказу. Все права на текст песни и оригинальный перевод сохранены за авторами и переводчиками. В произведении представлена лирическая обработка)]

— Ты не можешь остаться, остаться со мною в ночи? – спрашивал он девушку. — Останься, ты нужна мне рядом. Ты сможешь вернуться назад, когда Солнце снова встанет. Просто останься этой ночью, просто останься.
— Видел ли ты мой дух, потерянный в ночи? – отвечала ему Кирганун. — Жестокая Ночная Тень, она забрала мой свет. Говорят, что мы ничего не значим, и имя нам – ничто. Приди и посмотри на меня, пожалуйста, посмотри на меня. Ведь я бежала от демонов, все они видят мой страх. Они говорят, что здесь ничего, ничего нет.
— Я вижу твой дух в небе.
— Когда пляшут Сполохи.
— Я слышу, как ты зовешь меня ночью.
— Когда дует ветер.
— Я вижу твой дух в небе.
— Когда пляшут Сполохи.
– Узри этот свет. — и Никугйяг пел вместе с ними.
— Я буду следовать за тобой, пока дневной свет не прогонит нас.
— Мне нужен герой, мне нужен мой свет. Сияющие волны разбили Ночь. Я назову это свободой, наше имя – Свобода. Приди и найди меня, пожалуйста, найди меня. Ведь я танцую с маленькими духами, и все они воспевают наши имена. Здесь у меня есть мой свет, и он сияет.
Юноша и девушка танцевали в небе, подхваченные волнами ветра. Все духи, что незримо присутствовали в этом месте, радовались песне и чертили на земле узоры поземкой.
Никугйяг, как оказалось, был еще и непревзойденным певцом. Йойк, исполняемый его глубоким голосом, уносил мысли далеко-далеко от всех печалей и пережитых бед.
— Я слышу, как ты зовешь меня ночью.
— Когда дует ветер.
— Я вижу твой дух в небе.
— Когда пляшут Сполохи.
— Узри этот свет.
Над макушками гор забрезжил рассвет. Облака тонкими следами солнечных нарт протянулись над приближающимся горизонтом. Звезды потускнели, и золотисто-розовое сияние залило все вокруг живым, струящимся сквозь пальцы, светом. То был свет самой большой и яркой звезды, что извечно катилась в своих огненных нартах по небосводу, наполняя своим светом и чистой Жизнью все миры. Имя ей было Солнце.
Кирганун совсем перестала просвечивать и Паналик смог крепко держать ее за руки. Вместе они медленно спускались с неба по растаявшему в воздухе северному сиянию, и первые птицы пролетали у них над головами, оглашая обе стороны Мира – и Ту, и Эту, о наступлении долгожданной весны.
— Я вижу твой дух в небе.
— Когда пляшут Сполохи.
— Узри этот свет.

На этом я мог бы и завершить свое сказание, но ты, как я вижу, хочешь услышать, что было дальше. Что ж, вот и продолжение сказки.
Встав ногами на твердую землю, Кирганун поблагодарила Никугйяга за его умение спасать обреченных на верную гибель и великодушие, проявленное к ее другу. Паналик, надрезав себе раскладным копьем руку, крепко сжал ладонь духа – отныне они были кровными братьями. Никугйяг в это же время незаметно передал юноше ранее выбитый зуб одного из близнецов.
— Мне жаль, что нам придется расстаться… – сказала духу Кирганун. – Удачи тебе на твоем пути.
— Вам обоим еще предстоит долгий путь домой. – ответил ей дух. – Моя роль в ваших судьбах исчерпана. Паналик дал мне новое имя, когда в моей помощи пропала необходимость. Он доказал, что он храбрый маленький человек, достойный по праву носить Имя воина. Сейчас нам предстоит расстаться, но иногда зовите меня, когда настанет нужда, или вновь придется идти в Мир духов.
— Пусть будет так. – ответил ему Паналик. – Доброй тебе охоты, брат Никугйяг!
— Доброго вам пути, брат и сестра. Не забывай меня, когда вернетесь в мир людей.
И Паналик вместе Кирганун пошли домой. Дорогу обратно они знали, и перья, подаренные шаманом Нли, у них еще оставались.

— Папа, папа!
— Что, сынок?
— А как же близнецы?
— А-а, те двое братьев… Чуть не забыл. Сейчас и про них расскажу.

По дороге домой, юноша и девушка нашли валяющегося без чувств Кытуйги на том же пятачке земли с кривыми деревьями, где он упал без сил. Кирганун с интересом и смущением рассматривала его длинные крылья, птичьи ноги и покрытое черными перьями тело, когда Паналик надрезанным пальцем нарисовал на животе Кытуйги знак переноса Силы (его кровь, в которой теперь была и кровь духа, стала обладать необычными свойствами). После этого Паналик вставил зуб парня на место, наклонился над горе-птицегадателем и с силой вдохнул ему в рот теплый воздух.
Кытуйги надрывно кашлянул и выгнулся дугой, словно от невыносимой боли. Слезы покатились у него из закатившихся глаз с черными белками. Шумно дыша, он перевернулся на бок, сжался в клубок, и вмиг облетели с него перья и чешуя. Ветер подхватил их, поднял в воздух, и тут же стали перья теми воронами, что раньше жили здесь раньше. На земле лежал лишь напуганный и полураздетый Кытуйги, дрожа от холода. Только на голове и бровях у него, вместо волос, до сих пор оставались перья.
Паналик отдал ему шкуру с выбеленным мехом, чтобы юноша не замерз, и втроем они пошли ко входу в пещеру под горами Минлу.
Там они встретили скучающего Кытывйе. Вновь перейдя на стену пещеры, братья долго не могли нарадоваться встрече друг с другом, и младший одарил старшего бесценными нарисованными подарками.
Миновав пещерные коридоры, у самого выхода на поверхность, Кытывйе вспомнил, что у него нет тела, и Паналик отдал ему заледенелые капли крови вместе с обломками костей пса Сивагака.
Парень, недолго думая, нарисовал еще одного себя, как бы он раньше выглядел в мире людей, и вложил в нарисованную фигуру останки пса, чтобы дать телу силу костей и гибкость суставов, а после вложил и льдинки своей крови, чтобы дать телу дыхание, тепло и жизнь.
Ожило тело, и дух Кытывйе вошел в него через просвет под ребрами, однако брови и волосы у него на голове теперь стали напоминать собачий мех.
Сойдя со стен пещеры, братья и Паналик с Кирганун еще долго шли к миру людей, и в спину им светило молодое Солнце, едущее по горизонту в своих сияющих нартах.

Когда они добрались до края мира духов, где он вплотную подходил к миру людей, Кирганун вдруг растаяла в воздухе белым облачком и унеслась к родному селению. Паналик испугался и вместе с братьями побежал к поселку следом за ней.

В ту же минуту из яранги вождя донесся радостный крик его жены, Нулик. Женщина выбежала на улицу и звала соседей:
— О радость, великая радость! Моя дочь проснулась от мертвого сна! Инира жива!
Паналик, сбросив с себя мешок, побежал к поселку, и навстречу ему вышла из яранги живая и здоровая Кирганун – руки ее были теплы, а в глазах блестели черные зрачки живых глаз. Забыв накинуть на плечи парку, девушка бежала навстречу юноше в одном домашнем платье и сапогах, плача от радости, и ее черные волосы развевались на ветру. Едва над холмом появилась фигура Паналика, озаренная лучами солнца, Кирганун бросилась парню на шею и долго они так стояли, обнявшись, и гладили друг друга по спинам, глядя, как светлеет над горами небо и приходит рассвет, отражающийся у обоих в глазах.
И не было в то утро у племени счастья большего, чем видеть первую свадьбу в этом году: Паналик взял Кирганун в жены, и вместе они зажили в яранге мальчика. Были у них и здоровые дети, что стали великими воинами, как их отец, и большие стада оленей. Паналик, когда случались плохие времена для селения, еще несколько раз ходил в мир духов, добывать волшебные вещи и говорить с его обитателями, чтобы те не причиняли вреда нашему народу. Старшего сына назвали они с женой Тулуком, что значило «Зазубрина гарпуна», но про него я расскажу как-нибудь в другой раз.
И сказку эту, что поведали они детям своим, и детям своих детей, знают и рассказывают в нашем племени до сих пор.

Словарь

1. Солнце – за северным полярным кругом в большинстве племен этим словом называются в равной степени понятия «год» и «светлое время суток».
2. «Инира» – «Звездочка» (имя). Стоит упомянуть, что в языках народов севера часто нет деления на мужские и женские имена. Понятие имени чаще заменялось кличками. У одного человека могло быть несколько имен: первым его называли родственники и знакомые, вторым он называл себя сам в мыслях, третьим его называли духи.
3. «Нулик» – «Заботливая жена» (имя).
4. «Нли» – «Защищающий» (имя).
5. Яранга – традиционное жилище народов севера. Конструкция, напоминающая передвижную монгольскую юрту, крытую шкурами в несколько слоев для теплоизоляции.
6. «Унитгак» – «Оставленная». В отношении к вещи или мертвому телу: потеря, пропажа.
7. Тунгак – дух-падальщик, вызывающий у людей и животных болезни.
8. Кыт – душа человека или духа.
9. Унук – ночное божество. Условно женщина. Заведует полярным сиянием и всеми звездами на небе. Любит дорогие подарки.
10. Сполохи – народное название полярного сияния. На письме – всегда с заглавной буквы. Это имя собственное.
11. «Кытывйе – «Дух рыбы» (имя).
12. «Кытуйги – «Дух птицы» (имя).
13. Абаасы – шаман Нли немного ссыкливый дедушка и в прошлом имел неприятный опыт общения с оными. Абаасы не очень любят людей и чаще рассматривают их в качестве дармового источника пищи. Исключение составляют абаасы, лично заинтересованные в общении с каким-то конкретным человеком. Так, на крайнем Севере распространена сказка про шамана, несколько лет подряд водившего одного абаасы за нос, прикидываясь его женой в отместку за смерть сына.
14. «Сивагак» – «Преследующий, чтобы добыть (дичь)» (имя).
15. «Ивагак» – «Ищущий, чтобы найти (пропажу)» (имя).
16. Апай – дедушка (родственник).
17. Кайра – северная птица. В сказках часто выступали помощниками антагонистов или самостоятельно подсирали главному герою (иногда в буквальном смысле, на капюшон).
18. Тупилай – человек, после смерти по каким-либо причинам не попавший на Ту сторону мира, и ставший духом, дожидающимся времени, когда должна была прийти его естественная кончина. Часто очень скучает по живущим родственникам и/или пытается их убить, чтобы вместе уйти на Ту сторону.
19. «Ути» – инаск. «Малыш». Эвенки называли так всех детей до того, как те получали свое первое Настоящее имя. Считалось, что пока ребенок маленький, он может выболтать какому-нибудь негодяю настоящее имя, и тот обретет власть над душой ребенка.
20. Тегын – край, порог, предел чего-либо.
21. Имагами – морской дух-касатка. Заведовал морскими животными и следил за соблюдением охотничьих обрядов, чтобы люди не издевались над дичью, а убивали быстро и безболезненно. Обладал множеством волшебных предметов, которые иногда давал людям на время или в долг. Детей нет. Вредных привычек нет. Женат на земной женщине, ставшей касаткой.
22. Юхак – просторечно-пренебрежительное обращение духа к человеку. Созвучно нашему «чувак».
23. Тайгук, тэгук – соль. Имагами использует игру слов от «тайкуг» – горе, страдание.
24. «Кемейя» – «Морская волна» (имя).
25. Кавак – состояние сознания, при котором человек может свободно ходить в мире духов без каких-либо ограничений в действиях и возможностях. Состояния кавака можно достичь во сне. Аналогично индийскому «анъянманнас» – дрема, оцепенение, слабый транс.
26. Апалъку – дедушка (старый человек).
27. «Анылги-Ила» – составное имя. Анылги – высокий, очень сильный, крупный (не-)человек. Ила – друг, помощник, спутник.
28. Просвет – наиболее слабое место на теле (не-)человека, через которое можно вынуть кыт, тем самым на время обезвредив духа или убив человека.
29. Махаха – дух-шутник, любящий поиздеваться над нерасторопными охотниками. В частности, щекочет людей до смерти длинными шестипалыми руками. В сказках, как правило, бывает повержен хитростью главного героя – тот начинает щекотать напавшего духа в ответ, а Махаха из-за непропорциональной длины рук не может того от себя отцепить.
30. Кара-Ата – составное имя. «Черный Отец». Огромное по размерам архаичное божество, управляющее всеми сортами как обычной, так и «иной» Темноты в мирах. Невероятно стар и силен. Не является ничьей персонификацией. Кара-Ата – это Кара-Ата.
31. Борынгы – чрезвычайно изолированно живущие духи, обитающие под землей. Крайне редко появляются на Этой стороне мира, попадая сюда через зеркальную поверхность озер на юге или снежные поля ледяных кристалликов на севере. Очень сильны, встречаются в преданиях многих народов.
32. Наяк – сестра (или родственница, родившаяся в один год и в одной семье с тем, кто о ней говорит). В контексте повествования «наяк» – девушка-человек, одного с Ивагаком биологического вида. По логике Анылги-Ила все женщины для мужчин считаются «наяками».
33. Ата – отец. В корректном переводе – тот, кто что-то (или кого-то) создал/придумал. Слово не во всех случаях употреблялось исключительно в мужском роде. Скорее, это тот, кто активно участвовал в процессе создания. Правильнее будет «автор».

Сказка от (c) Julaye Madyara. Материал Archaic Heart

Иллюстрации — Максим Сухарев (с)