Орчинькина басня

Я буду рассказывать эту историю так и сяк, пока она не уляжется и не перестанет болеть.

Кажись ещё осенью я писал орочью психосказку о произошедшем со мной. В свете новых данных появилось желание написать о том же типа в виде дурацкой басни. Только морали наверное не будет.

Басня за гиену.

Ну короч костлявые, рассаживайтесь поудобнее, да послушайте меня, старую тварь. Орчара злобный, орчара пОжил, орчара болт на всё полОжил!

А и жила-была одная гиена гривастая, пятнистая! Росла она в своей огромной гиеньей семье, у мамушки-могучей гиеньей царицы, у батюшки добрющего, и вымахала как пятнистой гиене и положено, зубастой и выносливой тварью.

Ну дело молодое, подошло ей время с женихами нюхаться да в ковылях ржать.
И повстречался ей тоже зверь хищный, да гривастый, да пятнистый — королевский гепард.

Ну в баснях чего только не случается.

И так они друг во друженьку влюбилися, что и сказать нельзя.

Вот нашая гиена и говорит своим: тэк блэт, мамо, батю, сестрейки-братейки, тётушки, дядюшки, племяши, бабушки, этого не жрать, это моё, я его любить буду.

Клан поглядел и отвечает: да не вопрос, охотимся мы и сами хорошо, падлы всякой после засухи тоже нормально, а этот смотри какой миленький дрыщ: как мы, пятнистый, как мы, гривастый, зубы как у нас острые, иди-ка сюда-ка, гепардушка сынок. Любитесь на здоровье. Извольте пожрём, как раз гну жирную завалили.

Гепард от такого счастья даже ошалел.
Гепарды большой кучей отроду не живут.
А тут такое веселье. Все ржут, жрут, анекдоты рассказывают.

Вот приводит гепард свою зазнобу показывать родителям. Ну как родителям. Папа впробежку по делам бегает, а мама вот. Мама, это… это моя ээээ девушка.

Гепардиха поглядела и громким шёпотом говорит: сын, да ты что. Это ж гиена грязная. У неё челюсти крокодила пополам перекусывают. У неё пятна не благородной формы. Она ржёт как конь. И извини уж, говорить даже зазорно: какая это к чёрту девушка, если у неё болт в три раза больше, чем у тебя! Ну впрочем ладно, ты у меня ещё молоденький, глупенький, погуляешься чучуть и сам всё поймёшь.

Папа гепарда мимо пробежал, поздоровкался и против гиены не возражал.

А только любили друг друженьку гепард и гиена оч сильно и весело, и если кусались когда, то не особенно больно, можно сказать, любя.

И много друг дружкой восхищались.

Не спаришайте как, но даже народили деток, крепких, дрыщавых, гривастых, зубастых и в пятнах, быстрых как гепарды, выносливых и весёлых, как гиены.

Только гепарду чёт не жилось спокойненько, недаром был он не абы какой, а королевский.

Стал он тусить с разными мудрыми зверями, стал им верить. До того всё больше призадумывался, а куда гепард-то призадумываться, голова-то маленькая. Зато верить оказалось гораздо проще и спокойнее.

Да только вот беда, по всем мудрым повериям выходило, что гиены — это дрянь-звери, подальше бы от них держаться и не мараться вообще гиеньим духом, а тут такое. Они даже быстро бегать не умеют, знай себе за добычей потрюхивают по четыре дня с неотвратимостью Смерти, да погаными голосами пересмеиваются.

А смысл-то жизни, как узнал гепард — он же в Скорости!

А смеяться порядочному зверю вообще грешно и неприлично.

И вообще где это видано, чтоб самка была сильнее самца. Да ещё с таким болтом. Всё это мерзко и противоестественно.

Постепенно и медленно стала гиена гепарда подбешивать. Он конечно лицо держал. Но эту тварь любить больше не мог.

Он пытался конечно. Терпел. Страдал.
Всем видом показывал, как ему бы хотелось, чтоб гиена над собой поработала уже как-то.

Гиена намёками отродясь не баловалась, ей бы только ржать, жрать и жариться, желательно всё одновременно.

— Так со мной нельзя, — говорила. — Мне твоя недолюбовь хуже керосину.

— Ты чокнутая, ты всё придумываешь, эгоистка проклятая. Не можешь ради меня постараться не ржать, не жрать и не вот это вот всё? Ты даже быстро бегать не стараешься!

— АХХХХХАХАХА, миленький, ну ты ж помнишь, когда ты со мной попробовал вместе по саванне пробежаться денька три на пробу, то чуть не сдох через пятьдесят минут. А когда я с тобой на рывок попёрла — тоже ничего путного не вышло. Ну по-разному мы бегаем, и чего сыр-бор разводить, раньше это проблемой не было!

— Ты просто меня не любишь, поэтому не тренируешься!

— Да ты посмотри на свои ноги сухопарые и на мои лапищи. Есть разные способы бегать.

— Есть мой авторитетный способ и все остальные — неправильные!

Гиена гепарда очень любила и всё время видела, какой же он красивый. А гепард стал ей говорить, какая она неправильная и противоестественная жывотная.

Нет бы ей сразу этому мудаку хвостатому горло переесть. Любила как дура.

Но вот когда загнуло её совсем в дугу, ни заесть, ни запить, ни заспать, одни кости торчат, шкура тусклая, облезлая — говорит она гепарду:

— Любимый, а любимый. Край подошёл, гибну. Спаси меня как-нибудь. А не хочешь, так хоть отлежаться мне дай, не добивай меня. А если и этого нельзя, тогда хоть не мучай.

— Ты себя хоть со стороны слышишь? Я-мне-моё! Эгоцентристка! — обиделся гепард. — Любовь — это жертва! Любовь — это бескорыстный отказ от своего эго! Это не я придумал. Это все святые звери говорят.
Любишь меня — откуси себе болт и будь как нормальная самка!!!

***
Как ни любила гиена гепарда, каким ничтожным говном она себя на тот момент ни чувствовала, но тут уж завыла, заорала, захохотала на всю саванну, и другие гиены услышали и её из этого пиздеца вытащили.

Ей ещё долго было стыдно, потому что все святые звери говорят, что не должна самка из норы сор выносить, не должна выть на всю саванну, потому что это предательство и подлость по отношению к бедненькому самцу и порча его репутации, а куда же самцу без репутации — срам один! Если любишь его — лучше прости и умри, да и вообще хорошую самочку ни один не обидит, а если обижает, сама и виновата, дура.

Правда, гиена крепко заподозрила, что святые звери преимущественно подлецы и такие речи говорят чисто для своей безопасности. В том числе и один жаба старый с Индостана, которого гепард особенно уважал.

А потом гиена сил набралась, пришла и выгнала бедняжку гепарда из их общей норы.
— Мне, — говорит, — тут ещё детей ростить. А твою рожу я теперь и видеть не могу — так блевать и кидат.

***
Гепард теперь живёт с белой пушистой заинькой, друг другом они не нахвалятся. Заинька ему, оказывается, давно была симпатична, за то что маленькая, миленькая, пушистенькая, быстро бегает, но не быстрее его, и не кусается. Идеальная самочка, не то что то чудовище с болтом.

А гиена и рада бы раны зализать, да их не залижешь, они вовнутрь. Жди, пока заживёт, а заживает худо.
Чистит нору от гепардьего духа, иногда находит заинькин помёт. Понимает, что пока её с детёнышами дома не было, сраный гепард туда к ним в нору эту заиньку в гости водил.

Гиена ржёт и воет, воет и ржёт.
Просыпается от кошмаров, что гепард вернулся, а у неё нет силы его прогнать.
Просыпается от снов про прежние времена, как гепард её любил и лапы ей цаловал и звал ласково, и всё было так хорошо. И эти сны ещё хуже кошмаров.

Вот бы сил подкопить, гриву расфуфырить, хвост задать — да в ковыли, гиенцев нежных юненьких за загривки цоп и в кусты, цоп и в кусты. Только кусты с ковылями нынче на карантине, а то что-то мухи цеце сильно распоясались.

А морали никакой не будет.
Гиена тварь крепкая, гиена тварь вольная, а гепард с заинькой пусть себе бегают, да только сильны они на коротком рывке. Лучше бы им не попадаться с какой-нибудь своей святомудрой хуйнёй гиене в зубы.

Потому что гиена блэт крокодила матёрого на раз перекусывает.
У неё самые мощные челюсти во всей сука Африке.
И самый свирепый клан.
(с) Валера Например-Дрифтвуд