Сэйд

Сэйд. Отличительные черты.

Характерная отличительная черта магии сейда — влияние на разум, которое лишает жертву памяти, вводит в заблуждение, насылает те или иные иллюзии, внушает необъяснимый страх, туманит сознание или даже физическое зрение. Воздействия такого рода называются «сьонверфинг» — магический морок или «обман зрения», при помощи которого сейдкона искажает восприятие реальности у своей жертвы. В сагах встречается множество примеров подобной магии; чаще всего к ней прибегали, чтобы защитить человека от преследователей. Отчасти она может быть связана с гипнозом, потому что сейдкона, лишившаяся зрения, лишалась и своей магической силы, а влияние магии на жертву слабело, как только последняя выходила из поля зрения сейдконы.
Эти мотивы использованы в «Саге о людях с Песчаного берега». Здесь женщина по имени Катла, сведущая в сейде, старается спасти своего сына Одда от Арнкеля и его подручных, решивших его убить. Видя, что отряд всадников приближается к дому, Катла велит Одду сесть рядом с ней и не шевелиться, а сама продолжает мотать пряжу. Арнкель и его люди обыскивают дом, но не видят никого, кроме Катлы, сидящей за прялкой. Они уезжают, но вскоре возвращаются; на сей раз Катла стоит на крыльце вместе с Оддом, расчесывая и подстригая ему волосы, но Арнкелю и всем его спутникам кажется, что она вычесывает лохмы козлу. На третий раз Одд лежит в куче золы, а его недруги вместо него видят спящего борова. Покинув дом, они всякий раз догадываются, что их обвели вокруг пальца, поэтому использовать дважды один и тот же трюк Катла не может. В конце концов, Арнкель возвращается еще раз и берет с собой другую женщину, владеющую сейдом, — Гейррид, с которой Катла была во вражде. Увидев из окна синюю накидку соперницы-сейдконы, Катла понимает, что морок-сьонверфинг против нее бессилен, и пытается спрятать Одда в подполе. Но Гейррид набрасывает Катле на голову мешок из шкуры тюленя, и та лишается возможности наводить чары. Катлу и Одда связывают, увозят из дома и убивают.
По-видимому, важный элемент этой техники заключался в том, чтобы обвязать волшебной козьей шкурой голову жертвы («Сага о людях из Долины Дымов», глава XIV) или самого колдуна или колдуньи («Сага о Ньяле», глава XII). Другая, но схожая с этой разновидность магии называлась «хулидсхьяльм» — «шлем невидимости». Создать хулидсхьяльм можно было по-разному: например, сейдкона могла просто возложить руки на голову человека, которого хотела скрыть от посторонних глаз, или посыпать его волшебным порошком; имелись и другие способы (Ellis-Davidson, 21-24), а в одном случае сейдкона надевает свою шапку на человека, которого хочет сделать невидимым («Сага о людях из Озерной Долины», глава XLIV
Некоторые исследователи давно подметили многие черты сходства между практикой сейда и саамской религией. Более того, в самих описаниях сейда в скандинавской литературе нередко указывается, что это искусство перенято от «финских чародеев», под которыми, собственно, и подразумевались лапландские (саамские) шаманы. Во многих случаях «финским», т.е. саамским, колдунам приписывают те же способности, что и сейдконам. Утверждается, что финны могут превращаться в различных животных (зачастую — в морских млекопитающих или птиц), чтобы путешествовать в духе по чужим землям и вести там разведку («Сага о людях из Озерной Долины»). В число колдовских способностей этих «финских чародеев» часто входила магия стрельбы из лука: говорили, что колдун всегда стреляет без промаха, может выпускать по три стрелы за раз и владеет волшебными стрелами, которые сами возвращаются на тетиву, поразив цель. По-видимому, все эти поверья связаны с представлениями о «стрелах духов», широко распространенными в европейском фольклоре: считалось, что эльфы или другие сверхъестественные существа могут поражать людей и домашний скот волшебными стрелами с каменными наконечниками. В Скандинавии такие стрелы назывались «финскими» или «лапландскими» (finnskot, lappskot), и вера в них надолго пережила эпоху викингов.
Итак, сейд был преимущественно женской магией.
Высказывались предположения, что сейд считался неподобающим для мужчины потому, что позволял поражать врагов не силой оружия, а колдовством или ядом, или же что в сейду сопутствовали какие-то сексуальные ритуалы, в которых главный исполнитель обряда выполнял женскую роль. Однако более вероятно, что сейдконой или сейдманом время от времени овладевали духи или даже божества, как это происходит в практике вуду. Допуская иную сущность в свое тело, человек утрачивал власть над собой и превращался в пассивное орудие божества или духа, что в корне противоречило традиционной этической концепции мужественности.