Мир Желтого Моря (c) Julay Madyara

монгольская сказка (16+)

Когда-то давно, в дальних краях нашей родины, было ханство. Правил им человек столь же великий, сколько жестокий высокомерный, звали его Хэрцгий. Была у хана большая конница из самых отважных и сильных воинов, которых боялись все соседи. Была и семья — жена с двумя дочерьми, и полный дом богатого убранства. Все приближенные относились к хану с великим уважением и боялись перечить его указам, поскольку кара за ослушание была страшной.

Но хотя служивым людям и жилось хорошо в этих краях, простые крестьяне — ремесленники, скотоводы — страдали от больших податей и каждый год с замиранием сердца ждали наступления весенних дождей, чтобы луга поднялись зелеными морями свежей травы, и стадам было что есть, а птицы не разоряли поля и не клевали посевов.
И был при дворе хана юноша-евнух семнадцати лет, по имени Хавар — слуга, который занимался тем, что чистил вещи и наводил порядок в покоях правящей семьи. Следил он за тем, чтобы столы и утварь всегда сверкали так же, как в день, когда были сделаны, вычищал мелким гребнем шерсть на коврах и расстеленных шкурах, подметал двор, поил ханских коней. Забот у него одного было на пятерых, и с детства он знал, что такое жизнь слуги, что бывает за неповиновение и как близко каждый раз он проходит от удара плетью, если в какой-то из дней забудет вымести золу из очага. С малых лет он служил хану, отобранный у семьи за то, что его отец оскорбил Хэрцгия, но кто он был такой и даже как его звали, юноша не знал.
Из двух дочерей хана самой доброй и ласковой к слуге была Темулан — младшая, не такая заносчивая и самодовольная как ее старшая сестра. Однако, даже зная, что Хавар не оставит вместе с царевной нежелательных наследников, хан запрещал им вступать в разговор и находиться рядом в одной комнате под угрозой самых страшных последствий для обоих.
Жизнь шла, лето сменяла осень, вслед за зимой наступала весна. Однажды, когда в один из дней Хавар сметал пыль в покоях хозяина, он ненароком открыл тайник с религиозными предметами, который хан Хэрцгий по обыкновению держал на замке, но после Праздника Весны забыл запереть.
— «Я посмотрю, что тут, только ради наведения чистоты.» — усмехнулся про себя юноша, присев на корточки перед небольшой нишей в стене с откидной дверцей.
В тайнике оказались свертки рукописей, покрытые многолетним слоем пыли и паутины, маски и ритуальные кинжалы в дорогих ножнах, флейты из человеческих костей, перстни с магическими знаками и жезлы, покрытые письменами, которые Хавар не смог прочесть.
И в том же тайнике стояла ваза невиданной красоты. Из тонайшей керамики, с яркой росписью, не выгоревшей от времени — она будто притягивала к себе взгляд, заставляя коснуться руками.
Хавар аккуратно вытащил вазу из тайника и поставил на колени — та оказалась на редкость тяжелой, будто в нее налили целую бочку воды. Крышка с резной каймой была закрыта швом из золота и сплошь покрыта символами — не то иероглифами, не то буквами. Хавар как завороженный смотрел на рисунки, покрывавшие бока вазы. На них был изображен воин, сопротивляющийся толпе невиданных существ — больших, сильных и страшных. Но нарисован он был так, что лицо закрывала рука с поднятым копьем, в то время как морды существ были прописаны с большим мастерством и обращены не к своему противнику, а к зрителю. Хавар рассматривал их и чувствовал, что не способен отвернуться — всё его внимание сжалось в одну точку и будто прикипело к керамической росписи. Пальцы слуги напряглись, зубы сжались, как вдруг… одно из существ моргнуло.
Юноша в ужасе упал навзничь, выронив вазу из рук, и та разлетелась сотней осколков. В лицо ему ударил удушливый запах серы и волна обжигающе-едкого воздуха. Из разбитой вазы вырывались огромные дымные силуэты и с оглушительным визгом растекались прочь, точно светящиеся чернотой тени. Везде, где они пролетали, становилось страшно и по-другому — не так, как в мире людей. Хавар лежал, закрыв лицо рукой, и чувствовал, будто стремительно падает вниз, под землю, в само небытие. Однако, всё это длилось лишь мгновение, и волна ужаса спала так же внезапно, как пришла.
Юноша сел и попытался собрать осколки вазы, но едва коснулся их рукой, как черепки тут же рассыпались пылью и улетели в щели в полу. Не чувствуя своих ног, Хавар закрыл тайник и, шатаясь, вышел на улицу.
Снаружи доносились голоса горя и плача. Всё вокруг ханского дворца было выжжено и сметено, а земля иссушена и будто вспахана огромной мотыгой. Дома людей стояли разрушенными, степная трава выгорела и пожелтела, воздух стал серым от пепла и отовсюду доносились стоны мужчин и женщин. Потому что все, кто спал в этот момент, были мертвы. Старики, скошенные болезнью; коровы и кони, дремлющие в полуденную жару; собаки, свернувшиеся у очагов, и дети в своих колыбелях — каждый, кто хоть на мгновение сомкнул глаз, были унесены ядовитым вихрем смрада и черноты, пронесшимся по равнине.
Хавар вздрогнул от чьих-то быстрых шагов и тяжелой руки, рванувшей его к себе за плечо. Позади него стоял хан, и в глазах его сверкала буря.

В главном зале дворца было тихо и пусто. Хавар молча стоял перед правителем.
— Ты знаешь, что ты сделал? — спросил хан Хэрцгий.
Юноша прикрыл глаза, выразив понимание.
— Ты выпустил сорока трех мангусов — духов горя, бед и печалей людских, от которых я избавил эту землю для вашего народа. И именно по этой причине сейчас ношу титул хана, а ты стоишь передо мной и мысленно просишь пощады. Я знаю, о чем ты думаешь, и не дам тебе этого. Своим поступком ты разрушил мою страну. Убил десятки моих подданных. Убил мою жену и старшую дочь. Ты… знаешь, что бывает за такое?
Юноша кивнул повторно.
— Ты понесешь достойную кару, едва, вернувшись, переступишь порог этого дворца. Но пока я даю тебе время сделать то, что следует. И если не передо мной, то перед лицом Тенгри ты предстанешь смывшим с себя часть греха. Иди к кузнецу Мартагдсану, если он еще жив, и расскажи ему обо всем, что сделал. Ты и тот чахлый старик отправитесь на поиски сорока трех духов и вернете их всех в мой дворец в опечатанном сосуде во что бы то ни стало. И, клянусь Небом, после этого твоя смерть будет чуть менее долгой и мучительной, какой бы мне хотелось ее устроить. Иди.
Проходя мимо разрушенных юрт, стараясь не встречаться взглядами с горюющими людьми, на отшибе Хавар нашел дом старика, к которому отправил его хан.
Мартагдсан, сухой и сгорбленный мужчина с неподвижным лицом цвета древесной коры, сидел на пороге своего дома. Юноша поприветствовал его и рассказал о случившемся.
— Я знал, что это когда-нибудь произойдет. — с тяжелым вздохом ответил кузнец, но в голосе его слышалось облегчение. — Пошли ко мне в дом, на улице много лишних глаз.
Хавар проследовал за стариком в полуразрушенную кузницу и сел на коровью шкуру для гостей, рядом с очагом. Мартагдсан сел напротив, закурив трубку от печного уголька.
— Все годы тяжелой работы под властью хана Хэрцгия, я каждую ночь смотрел на звезды и ждал, что рано или поздно Небо воздаст ему по заслугам. И вот, сегодня Небесный Правитель сделал это твоими руками. Мне жаль вдов, оставшихся без мужей, стариков и детей, потерявших близких, но таково наказание нашего народа за проявленную жестокость к тем, чьей на самом деле была эта земля.
— Я тебя не понимаю, дедушка. — растерянно ответил Хавар. — Неужели ты считаешь, что я поступил правильно, разбив сосуд? Ведь наша страна оказалась разорена в одночасье — и всё по моей вине.
— Правильно или нет, но так должно было произойти. Всему в мире есть противоположность, и как бы сильно ты ни тянул тетиву лука на себя, в один миг она не выдержит и вырвется из пальцев. Люди горько поплатились за дела прошлого.
— Расскажи мне больше, эрхэм [1] Мартагдсан.
Старик, хитро прищурившись, ответил:
— Как думаешь, почему хан оставил тебя в живых?
— Ни единой мысли. — признался Хавар.
— Потому что он смертельно напуган и никогда в жизни не станет делать того, что доверил тебе. Хэрцгий знает, чей ты сын.
И Мартагдсан поведал юноше о том, что случилось незадолго после его рождения.
— Когда-то земли этой страны были безжизненны и пустынны. Не текла ни одна река, не было ни цветов, ни травы зеленой. Были только голые скалы и равнины с озерами кипящей грязи, испарявшие в воздух клубы ядовитого пара, от которого птицы, пролетавшие в небе, падали замертво. Это была земля мангусов — чудовищных существ Той стороны мира. Но был среди людей воин по имени Шонхор, который знал заклятия, делающие живое мертвым, а мертвое живым. Умел он также и складывать вещи столь многое количество раз внутрь самих себя, что сложенное его руками конское седло помещалось в детский сапог. И этот человек смог бросить вызов хозяевам смерти. Шонхор собрал конницу из тысячи воинов, после чего вторгся во владения мангусов и перебил всех, кто не смог убежать, а немногих тяжело раненых, но слишком сильных, чтоб быть убитыми, запер в сосуде.
— Ваза, которую я разбил… — сокрушенно схватился Хавар за голову.
Кузнец продолжал рассказывать, не обращая внимания на терзания юноши.
— Шонхор сделал так, чтобы мертвая вода ядовитых озер стала живой и чистой. Со временем ожила и почва под нашими ногами, появилась трава, и однажды весной вся степь оделась в расшитое цветами платье. Тогда в новой, свободной степи начали жить люди и наши кони стали пастись на лугах, очищенных от дыхания смерти. Однако, где есть мир и счастье, там всегда найдет место зависть, злоба и черная неблагодарность. Один из всадников Шонхора убил своего господина и его жену, сына оскопил, а отца сделал рабом в кузне, после чего присвоил заслугу победителя мангусов себе и наказал приближенным строжайше молчать об этой тайне. А самого человека звали Хэрцгий, и уже пятнадцать лет он наш хан.

Хавар в растерянности глядел на старика и только молча хватал ртом воздух.
— Выходит, что ты — мой родной дед, а на троне узурпатор?
— Всё так и есть, родной. — подтвердил Мартагдсан. — И поэтому во время великой скорби один только я счастлив тебя видеть, также как в тот день, когда ты был совсем маленьким и я впервые взял тебя на руки.
Лицо Хавара дрогнуло и по щекам медленно покатились слезы, оставляя на пепельной пудре несколько темных дорожек. Мартагдсан крепко обнял внука.
— Теперь ты понимаешь, почему Хэрцгий послал именно нас охотиться на мангусов. — сказал он на ухо юноше. — Если мы сгинем, выполняя его волю, то о последних свидетелях победы, с кровью вырванной из чужих рук, память развеется по ветру.
Когда старик и молодой слуга собирались в дорогу, в кузницу тихо зашла женщина. Она откинула с лица траурный платок, и Хавар увидел, что это Темулан, младшая дочь хана.
— Здравствуй. — сказал он. — Почему ты здесь? Нам ведь нельзя общаться.
— Я знаю. Держи вот это, пригодится. — быстро прошептала девушка, и передала парню мешок с чем-то тяжелым. — Пусть Небесный Владыка хранит вас на всём пути.
Сказав это, она быстро вышла, скрывшись за занавеской. Хавар случайно дотронулся до ее прохладной белой руки и почувствовал, что краснеет, но девушки в кузнице уже не было. Только в пепле остались следы ее маленьких остроносых сапог.
— Ну-ка, чем нас одарила красавица? — с усмешкой спросил кузнец, заглядывая в мешок, когда юноша отвернулся в смущении.
Лицо Мартагдана приняло удивленный вид.
— Вот это стоящий подарок…
В руках кузнеца оказался богатый воинский шлем из гладкого вороненого железа с узкой прорезью для глаз, затянутой прозрачным бычьим пузырем, и ниспадающей вниз тканью для защиты лица от пыли. На дне мешка лежал второй такой же шлем.

Старик и юноша отправились в дорогу вечером, когда закат раскрасил горизонт последними лучами небесного костра. Поклажа их составляла всего-то мешок с едой, кувшин для воды, два шлема и два копья. Мартагдсан вел Хавара к югу, где находилось ближайшее озеро. На его берегу они сделали стоянку.
Глядя как ночь падает на мир синей шалью с восточного горизонта, Хавар сидел у костра и примерял копье к своей руке, чтобы лучше чувствовать его в бою.
— Дедушка, — сказал он, — я ведь никогда в жизни не дрался. Хан отправил нас на верную смерть.
— Что верно, то верно. — ответил Мартагдсан, закуривая трубку. — Мы идем в Бардо. Еще его зовут мир Желтого Моря, и в тех краях нет места для живых. Воздух там опасен, воду нельзя пить, и негде найти пищу. Это один из пяти миров смерти, самый верхний и ближний к нашему. Но я человек старый, и многое знаю, чему обучил сына в свое время. Ведь не одним копьем Шонхор поборол целую орду мангусов. Главное оружие против них — нечто живое, потому что сами они мертвые.
— Как же они мертвые, если ходят и людей едят?
— В них нет Жизни, вот в чем причина. Когда этот край принадлежал им, они чувствовали себя как дома на голой и выжженой ядами земле. Сейчас же здесь зеленая степь, идут дожди и по утрам стелются белоснежные туманы. Для мангусов всё это так же опасно, как для нас жало скорпиона. По этой причине искать их в окрестных горах и скальных расщелинах бессмысленно — все духи, вырвавшиеся из сосуда, вернулись в родной мир, откуда в давние времена пришли сюда. И в скором времени мы наведаемся к ним в гости.
Хавар крепко задумался и, помолчав минуту, спросил:
— Но… зачем тогда вообще их искать, если они покинули людскую землю? Хан во что бы то ни стало потребовал вернуть сорока трех духов обратно, но даже в этом случае мне всё равно светит секир-башка.
— Болезненный гонор. — усмехнулся старик. — Хэрцгий не хочет терять лицо перед подданными, как человек, под чьим правлением случилась такая напасть. Теперь, когда власть хана слаба, его легко могут свергнуть разгневанные люди, и ему любыми способами нужно вернуть доверие народа. Хотя бы и тем, что он вновь припишет себе звание «победителя демонов», заработанное чужими руками.
— И, всё-таки, что мы будем делать в мертвом Бардо? Ты научишь меня запирать духов в сосуды?
— Нет, внучек, я придумал кое-что лучше. Знаешь ли ты, откуда появились мангусы?
— Нет.
— Все они — потомки ужасной Шар Далай Эмэгтэй. Она живет далеко на востоке Бардо, но ее уже много сотен лет никто не видел. Если мы найдем ее, то, может быть, с наших слов госпожа узнает, что случилось на самом деле.
Постепенно сумерки сменились темнотой, на небе высыпали звезды, и жемчужина луны показалась из-за облаков.
Мартагдсан вручил внуку один из шлемов, второй же надел на себя.
— Налей в кувшин озерной воды, — давал наставления кузнец, — закрой его хорошенько и держи всегда при себе. Это твоя защита и главное оружие против существ мертвого мира. Помни: всё, что поддерживает в нас жизнь, делает их слабее. Смочи в озере ткань в передней части шлема, и крепко обмотай ею лицо. Она не даст мертвому воздуху попасть внутрь. Следи, чтобы повязка не была сухой, иначе ты задохнешься.
Хавар сделал всё, что было поручено, и Мартагдсан тоже надел шлем с влажной тканью, после чего поднял из костра тлеющую лучину и начертил на подошвах своих сапог знаки, которые засветились оранжевым узором. Внуку он сделал такие же.
— Теперь крепко держи меня за руку, и пойдем.
Вместе они ступили на гладь озера, и та выдержала вес людей, словно тонкий мартовский лед. В воде отражался диск полной луны, как маленькая круглая дверца. Хавар взглянул на деда сквозь пленку на шлеме и, прочитав в ответном взгляде разрешение, ступил в лунную полынью. Внезапно мир скрыла полная темнота, разлившаяся вокруг откуда-то из-за спины — сразу во всё поле зрения, растворив в себе Верх и Низ, Право и Лево.

Спустя мгновение полета через Небытие, Хавар обнаружил себя и деда стоящими посреди желтой пустоши. Горизонт скрывала дымка поднимающихся от земли ядовитых испарений, не позволявшая различить границу земли и неба. Пускай всё было видно на достаточно большом расстоянии, привычного Солнца здесь не было и ничто не отбрасывало тени, как грубый рисунок на пожелтевшем шелке, а небо казалось низко висящей бесцветно-серой тряпкой.

— Это Бардо, — сказал старик. — Мы в правильном месте.
— …Куда теперь? — едва отойдя от на мгновение охватившего его испуга, спросил юноша.
— Нам нужно дойти до восточного моря прежде, чем кончится вода. Оно большое — мимо точно не пройдешь. А уж там поищем выход обратно.
Каждый шаг поднимал в воздух облачка пыли, из-за чего кожа на теле неистово чесалась, когда похожая на муку желтоватая взвесь попадала под одежду. Уже через пару верст Мартагдсан начал заходиться редкими приступами кашля, а Хавара мучило удушье и голова кружилась от едкого воздуха, который временами нет-нет да попадал под влажную повязку. Глаза его саднило под шлемом и слезы текли рекой, но люди продолжали путь, не сбавляя шага.
Навстречу из туманной дымки выплывали выветренные скалы причудливых форм и испещренные рытвинами холмы, будто в них кто-то выкопал множество нор с входами и выходами, куда не пригибаясь мог пройти человек. Иногда налетали порывы обжигающих вихрей, грозящих повалить на землю, и каждый раз, выбираясь из воронки смерча, дед с внуком заново пропитывали повязки свежей водой. Песок мешался с оранжевой, серой и бурой каменной крошкой, порой с острыми обломками обсидиана, неосторожно ступив на которые, можно было остаться без обуви, и деду с внуком приходилось делать большие петли, чтобы миновать россыпи опасных камней. Временами из-под ног разбегались мелкие животные, похожие на длинных серых ящериц с шестью лапами и раздвоенными хвостами, которые на бегу извивались всем телом, как змеи, и будто скользили над самой землей. Пару раз Хавар и Мартагдсан видели на горизонте стада странных животных, не похожих совершенно ни на что, и которые скрывались в парах тумана, едва только замечали людей.
Несколько раз им пришлось убегать от ветра, несшего с бурлящих озер облака шипящих капель, которые оставляли на камнях черные ожоги и прошивали одежду насквозь, точно сотни маленьких стрел. Ощущение времени в этом месте размывалось, так как невозможно было определить по солнцу, день сейчас, вечер или только утро.

В конце концов, когда изможденный Мартагдсан споткнулся на ровном месте, и чуть не упал ничком, удержавшись стоя только за счет копья, они сделали остановку.
Равнина, окаймленная обрывистыми пиками гор, была покрыта гладкими серыми валунами, точно огромными бородавками, на которых гнездились гроздья красного лишайника. Похожий на накипь, он вздрагивал и сжимался при касании, будто пытаясь спрятаться от человека, когда Хавар из интереса тронул его пальцем. О чем молодой слуга тут же пожалел, когда спустя мгновение палец онемел и перестал сгибаться — к счастью, ненадолго.
К удивлению путешественников, чистая вода из кувшина придавала здесь больше сил, чем в мире людей, но есть было очень тяжело — каждый раз перед тем, как снять с лица повязку, приходилось задерживать дыхание, а сушеная конина от местного воздуха имела горький вкус.
— Замри. — внезапно скомандовал старик, протерев смотровую щель на шлеме. — Рядом кто-то есть.
Невдалеке раздался звук, будто бы с горы скатился камень, подняв небольшое облако песка и пыли. Хавар быстро закупорил кувшин, подтянул ремень сумки и крепче перехватил копьё.
— Надо уходить. — шепнул кузнец. — Видишь вон там расщелину между двумя пиками? Это единственный выход из котловины. Если пойдем назад тем путем, как пришли, придется делать большую петлю вокруг гор и мы потеряем время. Постараемся тихо обойти опасное место по валунам — может быть, нас и не заметят.
Вдвоем они начали осторожно пробираться между круглых камней и пятен лишайника, стараясь дышать как можно тише. За каждым поворотом Хавару мерещились тени, которые могут напасть в любой момент, и тут, так далеко от дома, ему придет конец вместе с последним родственником, которого он обрел лишь день назад. Пускай прошлая жизнь была полна горя и лишений, но так легко отдавать ее юноша не собирался.
Сделав еще несколько поворотов, Хавар нервно дернулся, когда Мартагдсан тронул его за плечо и указал куда-то в сторону.
На низком, покатом валуне сидел трехголовый мангус. Существо из лихорадочных кошмаров, которое в этом мире было вполне настоящей явью. Огромный — человек едва ли доставал ему до колена — он был неподвижен, скрестив ноги и уперевшись в камень четырьмя мощными руками, похожими на лапы тигра. Было в нем что-то и от барса, и от быка, и от обезьяны, и Небо знает кого еще, будто все самые худшие стороны животных воплотились в одном существе. Три его лица, с торчащими из ртов зубами, смотрели в разные стороны, но зеленые глаза величиной с кулак были затянуты белесой пленкой — скорее всего, мангус спал, но почему-то делал это сидя. Черные волосы на головах и спине качались на ветру, и в них было видно множество рожек и выростов, идущих по шеям и телу. Кожа его была черного цвета с беспорядочными рыжими пятнами и широкими полосами, из-за чего начинало рябить в глазах и болела голова.
Хавару показалось, будто из его ног вытопили все кости, как восковую форму для отливки. Ведь именно это жуткое лицо посмотрело на него за секунду до того, как ваза раскололась на части! Делая осторожный шаг назад вслед за дедом, парень чувствовал, что скажи Мартагдсан хоть слово — и он бросится бежать, не разбирая дороги, забыв про удушье и опасности на каждом шагу.
Предательская капля пота скатилась с его ладони, крепко сжимавшей копье, и упала в песок.
Средняя голова мангуса потянула носом воздух, и с глаз существа пропала мутная сонная пленка.
— Беги!
В один прыжок мангус сорвался с места и пролетел над головами людей, исчезнув в валунах. Утробный не то рев, не то крик, много раз отраженный от скал котловины, заставил кровь людей свернуться тяжелым комком прямо в сердце, а кишки завязаться в узел.
Хавар схватил старика за плечо и что есть сил потащил за собой в узкий проход между камней, но Мартагдсан скинул его руку, крикнув:
— За двоими сразу он не погонится! Помни о воде!
Спорить не было времени. Кузнец скрылся за ближайшим поворотом, а юноша протиснулся в лаз между двумя валунами, задев спиной комья красного лишайника, от чего тот затрепетал и вздулся, и все ближайшие наросты на камнях стали дрожать и дергаться следом.
— «Небо, как же я попал! Эта дрянь меня выдаст!» — с ужасом думал юноша, как можно быстрее пробираясь дальше по расщелине. — «Помни о воде… что же… Да, именно! Наша вода для него яд!»
Озираясь, Хавар спешно откупорил кувшин и обмакнул в него наконечник копья. Вдруг стало темно, и юноша почувствовал, как земля содрогнулась. Мангус запрыгнул на камни и навис прямо над ним, глядя в узкий зазор между валунами. Зеленые глаза со зрачками, отбликивающими в полумраке, уставились прямо на него, бельмом сверкнуло третье веко. Мангус с силой просунул в расщелину руку, но Хавар увернулся, подставив под удар копьё. По котловине разошелся оглушительный рев, такой же страшный как первый, и юноша на мгновение решил, что умер. Копье пробило руку существа насквозь и застряло в ней, из-за чего мангус дернулся, увлекая почти обезумевшего от страха юношу за собой. Небо несколько раз поменялось с землей местами, и Хавар ощутил, что летит. Падение продолжалось всего один миг, но его было достаточно, чтобы опомниться. Молодой слуга с глухим треском упал в пыль между камней и тут же оглянулся на кувшин, пристегнутый к поясу — о Небо, целый! Не разбит! Значит, шанс уйти живыми все-таки остался.
Где-то метался и в ярости выл мангус, вырывая обломок копья из проткнутой ладони. Кожа его руки пузырилась, на землю падали черные капли, напоминающие жидкую смолу. Но, обернувшись туда, где только что лежал сброшенный человек, мангус увидел лишь следы на песке — тот вовремя скрылся.
Не теряя времени, Хавар бежал дальше между валунов, петляя и путая след, буквально позвоночником чуя приближение самой смерти. Возможно, даже более страшной и мучительной, чем та, что обещал ему хан.
Внезапно, из-за поворота на него вылетел Мартагдсан, чуть не сбив с ног, и выругался, не сдерживая чувств.
— Анусаар дамжин төрсөн [2]! Где копье?
— В мангусе!
— Держи мое, защищайся.
— А ты?
— Направление знаешь, сам дойдешь. Не смей спорить!
Юноша схватил копье кузнеца, приподнял повязку своего шлема, плюнул на наконечник оружия, и они побежали вместе.
Россыпь валунов почти сошла на нет перед выходом из котловины, как вдруг парня обдало волной песка и раздался крик. Хавар протер бычий пузырь на шлеме и увидел, что мангус стоит прямо перед ним, а одной из рук прижал к земле старика.
— Отпусти! — крикнул юноша, не надеясь на ответ. Он даже не знал, умеют ли мангусы разговаривать. — Мы тебе ничего не сделали!
В ответ раздался голос сразу из трех ртов, который не имел ничего общего с людским, и был настолько рокочуще-низким, что ни один певец каргыраа не смог бы повторить его.
— Хотя бы один из вас, но мне заплатит.
И мангус был готов порвать старика, когда свистнул разрезанный воздух и метнулось копье, застряв у существа в груди. Хавар целился в среднюю голову, но так как копье держал в руках почти впервые в жизни, то сделал неудачный бросок.
Мангус взвыл от боли и разжал одну из четырех рук, которой удерживал старика, чтобы вырвать глубоко засевшее в мышце копье, но в это время Хавар, не помня себя от ужаса, отхлебнул из кувшина, взобрался на невысокий камень, разбежался и прыгнул на существо. Он зацепился за вырост у него на шее и выплюнул воду в лицо левой голове. Мгновенно черно-оранжевая кожа зашипела и стала слезать клочьями, точно обданная кипятком. Густая черная кровь дымилась и кипела, обнажая хрящи, мышцы и связки, круглый зеленый глаз помутнел и вытек, как раздавленное яйцо. Мангус метался и ревел так, что юноша чуть не оглох, страх охватил весь его разум, и Хавар просто не понимал, что делает. Что-то с силой стиснуло его поперек поясницы и подкинуло в воздух, вся жизнь пронеслась перед глазами, но метнувшаяся к лицу земля остановилась на полпути. Мартагдсан поймал юношу за руки, не позволив упасть на камни, и чудом уберег его голову от удара, но ноги Хавара точно вспыхнули огнем. Старик натянул на лицо внука слетевшую повязку, отстегнул с пояса кувшин, размахнулся и окатил мангуса водой через всё тело, когда тот в припадке слепого безумия развернулся боком.
На мгновение всё стихло. Огромное тело свалилось навзничь, покрываясь булькающими язвами, источая пар и едкий кисло-сладкий запах чего-то забродившего.
— Всё… всё, родной… — вздохнул Мартагдсан, садясь на землю рядом с внуком и гладя его по спине. — Только… воды у нас больше нет… Но полпути уже пройдено, немного осталось. Давай, приходи в себя…

Хавар через силу разлепил глаза. Без сознания он пробыл недолго, но в горле першило от едкого воздуха, а под повязку забилась пыль, смешанная с потом. Постепенно вернулась боль в ногах от растянутых связок, и всё тело взмолилось о том, чтобы хозяин не совершал движений, но юноша, стиснув зубы, заставил себя сесть и, с помощью деда, встать на ноги.
Медленно обходя распластанное тело мангуса, Хавар поежился. Копье, каким-то чудом не сломанное, лежало рядом, и юноша подобрал его. Наконечник покрылся нагаром запекшейся крови.
— Никогда не слышал сказок, где бы двое калек завалили такую тушу. — усмехнулся Хавар.
Но отойдя на пару шагов, он вскрикнул — верхняя левая рука мангуса дернулась и ухватила его за ногу, а мутный зеленый глаз на левой, до половины обожженной голове, уставился прямо на него. Но держал человека он неуверенно, будто нарочно давая шанс высвободить ногу, хотя в любой момент мог сжать чуть сильнее и размозжить в ней кости. Юноша занес копье. Всего один удар в нужное место — и тварь окочурится. Однако та, судя по всему, умирать не собиралась.
— Семнадцать лет… — прохрипело существо сорванным голосом. — Вот и пожил… а мне еще первой сотни нету…
— Что он говорит? Я плохо слышу в шлеме. — переспросил Мартагдсан.
— Это один из тех, кто сидел в вазе. — пояснил Хавар. — Я его на картинке видел.
— А, так это ж ты… — вяло усмехнулся мангус. — Спасибо.
— За что?
— Сам знаешь. — едва внятно буркнул тот. — Лучше дома помереть…
Глаза мангуса заволоклись белой пленкой, и он разжал ладонь. Юноша без труда выпутал ногу, и встал в растерянности. Мысли путались у него в голове.
— Пойдем. — потянул за рукав старик. — Чем быстрее найдем Шар Далай Эмэгтэй-…
— Скажи, — внезапно подал голос мангус, очень тихо, — что я здесь. Хотел ее увидеть.
— Мы идем как раз к ней. — ответил юноша, отходя на полшага.
— Я тоже шел.
— Еще бы. — усмехнулся кузнец. — они семнадцать лет не виделись.
— Слушай, богатырь, — обратился Хавар к мангусу, — наши пути пересеклись, и мы едва не убили друг друга, но я не держу на тебя зла. Моей рукой был расколот кувшин, заключавший тебя и твоих братьев. Люди согнали вас с обжитой земли, многих убили, и я хочу загладить вину своих родителей. Если я не дам тебе погибнуть, превратившись в камень — ты проведешь нас к Желтому Морю. Согласен?
— По рукам… — прошептал мангус.
Люди выдохнули с облегчением. Иметь проводника в настолько чужом и неизведанном месте было разумно.
— Чем тебе помочь? — спросил Мартагдсан.
— Золото.
Хавар посмотрел на деда, но тот лишь пожал плечами.
— Конечно, это может быть неправдой, но я слышал, что существа мертвых миров складируют в своих домах сокровища, которые, однако, никогда не носят и не продают. Возможно, драгоценный металл им нужен для чего-то другого.
— Я не помню точно, но краем глаза видел, как что-то поблескивало на отрогах этой котловины, когда мы с тобой расположились на стоянку. — ответил внук. — Может, это была слюда или горный хрусталь?
— Сходи, проверь.
Взяв копье, Хавар подошел к скале, образовавшей стену котловины. Взобравшись на камень, в одном из скальных выступов он различил металлические блики, и едва поверил своим глазам — золотая жила! Расчистив место, где блеск был ярче всего, Хавар стал откапывать из мягкой породы увесистые самородки, размером не меньше пальца. Один попался вовсе размером кулак, и юноша приложил немалые силы, чтобы его достать. Упершись ногой в выступ скалы, он дернул на себя — и чуть не устроил обвал. Вниз покатились камни, скала затрещала и часть выступа обрушилась моментом позднее того, как Хавар отскочил в сторону.
Внук принес и показал кузнецу найденные самородки. Даже через мутный бычий пузырь на шлеме было видно, как расширились глаза старика.
— Это богатство способно прокормить несколько поколений семьи. — сказал он.
Но что мангус собирался делать с золотом? Использовать как лекарство? Приложил к ране — и всё пройдет? Было бы просто взять самородки и уйти, оставив противника умирать в котловине, но Хавар уже был связан обещанием и намерен заручиться помощью проводника.
— Я нашел золото. — сказал молодой слуга, подходя к едва дышащему телу в глубоких язвах.
Мангус лишь приоткрыл рот средней головы и свесил длинный чешуйчатый язык.
Осторожно приблизившись к существу, чтобы не наступать на разливы едкой крови, Хавар положил один из самородков тому в рот. Мангус не сопротивлялся — значит, юноша делал всё правильно. Но силы окончательно оставили духа, так что Хавару пришлось закрыть нос существа, как лошади, и надавить сапогом на горло для глотания. Еще не до конца пришедшего в себя парня било ознобом, и он отошел назад. Мгновение ничего не происходило, но вдруг мангус открыл глаза и сделал напряженный вдох во всю грудь. По его телу прокатилась дрожь, волосы встали дыбом, взгляд прояснился, а сгустки черной крови на обожженной голове и плече превратилась в корку. Приподнявшись на локтях, мангус осмотрел свои раны.
— Дело дрянь… — вздохнул он. — Одним золотом это не вылечить. Мне нужна вода желтого моря.
— Ну так пойдем. — усмехнулся кузнец. — Теперь в поисках Шар Далай Эмэгтэй заинтересованы мы оба.
С усилием мангус перевернулся навзничь и встал в полный рост. Левая голова, до половины обожженная, безвольно свесилась набок, из распластанного плеча струйками сочилась кровь. Казалось, мангус не чувствовал боли, но только до тех пор, пока не прошел несколько шагов.
— Это был единственный самородок? — спросил он Хавара.
— Нет. Есть еще. — ответил юноша, чувствуя себя перед мангусом гораздо более беспомощным и мелким, чем когда нес наказание за проступки при ханском дворце.
Слуга показал, сколько золота ему удалось добыть, но по грозному выражению двух уцелевших лиц духа нельзя было понять, доволен ли он ответом.
— Этого хватит. — прищурившись, ответил тот.
Не сказав больше ни слова, мангус направился в проход между скалами, ведущий из котловины. Люди поспешили следом, однако уже через несколько полетов стрелы поняли, что безнадежно отстают. Один шаг мангуса был равен дюжине человеческих, и Хавар перешел на бег, стараясь успеть за проводником, в то время как Мартагдсан уже не мог догнать внука. Стараясь не выглядеть слабым и в душе молясь, чтобы его голос не дрогнул, юноша крикнул вслед духу:
— Подожди! Ты даже пешком идешь слишком быстро.
Вопреки ожиданиям Хавара, мангус остановился. Не меняя выражения лиц, он ждал, пока уставшие люди приблизятся, и смерил их безразличным взглядом. На секунду юноше показалось, что дух, страшно обиженный поражением в схватке, развернется и убежит, но тот только вздохнул.
— Вот угораздило связаться…
Две из четырех рук, каждой из которых можно было убить лошадь, опустились, и Хавар вместе с кузнецом оказались зажатыми в ладонях. Держа человека так, как человек держит щенка, мангус посадил юношу на правое плечо, и тот судорожно вцепился в его спутанные волосы, боясь свалиться.
— Держишься?
— Да. А дед?
— А дед твой верхом поедет. Если сегодня день моего позора, я буду позориться до конца.
Мартагдсан оказался сидящим на загривке духа, между двумя твердыми гребнями выростов, спускающимися ниже по спине. То ли от удивления, то ли от страха, он не проронил ни слова. И прежде, чем Хавар открыл рот, чтобы спросить, далеко ли до желтого моря, мангус опустился на все шесть лап, и побежал так, как не способен скакать лучший конь из ханского табуна.
От свиста ветра закладывало уши, песок и пыль с мерным треском летели в забрала людских шлемов, грозя порвать ненадежную оболочку бычьего пузыря, и Хавару, едва различавшему мелькание камней под руками духа, казалось, что он летит над землей.
В затянутой дымными испарениями дали возникали, проносились и исчезали виды, которых люди не знали и даже не могли представить по ломаным описаниям путешественников, когда-то тоже бывавших в Мирах Смерти.

Үхлийн шар ертөнцөд [3]

Разбив пределы стен,
Ты вдруг встаешь с колен,
Сейчас и снова вновь.
В стране, где смерть и тлен,
Где сквозь ворота вен
В песок уходит кровь.

В каких мирах твой дом,
Какого цвета он,
Чтобы лететь как тень
Сквозь время на закат?
В каких мирах твой дом,
И вновь за горизонт,
Уходит этот день,
И нет пути назад.

Үхлийн шар ертөнцөд,
Үхлийн шар ертөнцөд.

Нигде и ни о ком,
Как ветер, через сон,
В потерянных вещах,
Под пеплом и песком,
Где каждый вдох как стон,
Идешь ты по костям.

В каких мирах твой дом,
Какого цвета он,
Чтобы лететь как тень
Сквозь время на закат?
В каких мирах твой дом,
И вновь за горизонт,
Уходит этот день,
И нет пути назад.

Үхлийн шар ертөнцөд,
Үхлийн шар ертөнцөд.

Горы и выветренные скалы вокруг казались людям обрушившимися стенами древних городов, которые словно провалились с небес в этот мир. Вновь и вновь, в бесконечном падении и невозможности достичь земли, потому что времени в пустом и мертвом Бардо не существовало. Возможно, это на самом деле были руины из каких-то других миров, которые мангус миновал, даже не задерживая взгляда, но Хавар смотрел по сторонам — и не мог наглядеться. Призрачный свет, идущий отовсюду сразу и одновременно ниоткуда, иногда пробегал по далеким каменным остовам, словно разливы горящей серы, повергая Хавара в страх и благоговение перед тем, чего он прежде не мог даже представить.
Невероятно огромная арка — или ворота? — чуть накренясь, уходила в серовато-желтое марево мертвого неба, и казалось, что внутри нее невероятно медленно и в то же время чудовищно быстро движутся металлически-черные пустоты, многократно свернутые внутрь себя, желающие выплеснуться наружу и не способные этого сделать. Пока мангус летел быстрее ветра между этими вратами, Хавар всеми силами старался смотреть вниз, а не по сторонам, иначе — он чувствовал — просто не сможет выпутаться из мыслей, сворачивающихся в тугую воронку, которые навевала огромная каменная арка. Сердце юноши неприятно закололо, когда он вспомнил, что уже довольно долго не смачивал лицевой платок, а вода кончилась — и, тем не менее, тот был почему-то липким. Проведя по платку рукой, Хавар понял, что у него из носа идет кровь, и ткань пропиталась ей.
Нечаянно коснувшись испачканной ладонью плеча мангуса, он мгновенно пожалел о своей неосмотрительности — из-под руки повалил горячий дым, как от клеймения лошади. Дух дернулся, сбился с шага и чуть не сбросил наездников. В конце концов он остановился и сел, переводя дыхание — на счастье, арку, притягивающую взгляд, они уже миновали.
— Ты передумал, и решил идти своими ногами? — спросил мангус, искоса глядя на Хавара зеленым глазом.
— Нет! Нет, это вышло случайно. — ответил юноша, спешно вытирая ладонь полой халата. — Поверь, я не хотел ничего дурного, и ехать тоже не передумал.
— Золото по пути не потерял?
— Всё здесь.
Хавар снял с плеча мешок самородков и, как бы ни было жаль ему этого богатства, бросил в поднесенную руку мангуса. Тот вытряхнул золото в рот, точно горсть семян, и вернул мешок слуге. В момент духа пробило ознобом, с пораженного плеча исчезло несколько ран, а левая голова пошевелила губами. Он встряхнулся всем телом, отчего Мартагдсан, сидящий у мангуса на загривке, чуть не свалился с насиженного места.
— Мы рядом. — сказал дух. — До моря осталось полтора горизонта.
— Трудно судить, далеко это или близко. — ответил старик. — Земные и местные мерки расстояний не сходятся.
— Вы увидите берег быстрее, чем я превращусь в камень. — усмехнулся мангус.
Отдышавшись, дух встал, но теперь шел на двух ногах. Временами поглядывая на его лица, Хавар видел, с каким усилием тот старается не корчиться от боли.
— Прости, что не спросил с самого начала, но как тебя зовут? — поинтересовался юноша. — У тебя есть имя?
— Бонтор. — ответил мангус. — Мать звала меня Энэрэнгүй.
Пустошь, поднимающуюся к скалам, словно морщины на лице старика, иссекли глубокие распадки в сероватом мареве. Насколько трещины в земле длинные и на какие непостижимые глубины они уходят, Хавару не хотелось даже думать, и юноша крепче держался за волосы проводника всякий раз, когда мангус перепрыгивал с одного края ущелья на другой.

Из того же грязно-серого сумрака по обе стороны медленно выплывали очертания руин, и Хавар узнал в них здания, хотя прежде никогда таких построек не видел. Не крытые полотнами юрты, а нечто на подобие ханского дворца. Однако не из камней, как постоянные дома, а будто высеченные из скал прямоугольной формы, со множеством одинаковых квадратных окон, оставленные здесь на волю песка и ветра. Будто угадав мысли людей, мангус пояснил:
— Сюда падает всё, чему кончился срок или место в других мирах. Или в другом времени.
Разглядывая желтеющие сквозь туман остовы странных покосившихся зданий, Мартагдсан заметил, как несколько теней отделились от темноты в пустых оконных проемах и с тихим шорохом стрельнули куда-то вглубь одинаковых прямоугольных пещер.
— Кто это? — спросил кузнец, перебарывая кашель.
— Падальщики. Мелкие кошмары, их полно здесь. К нам они не пристают, а вот на человека бросятся не раздумывая.
— От этих тварей нас с тобой отделяло всего одно неправильное действие. — многозначительно сказал внуку кузнец.
Хавар не нашелся, что ответить.
— Правильным было идти вместе. — ответил за парня мангус.
Миновав несколько холмов с предательски осыпающейся галькой, звук шагов духа заглушил песок. Впереди расстилалось море, однако вода его была черной и не давала бликов и отражений, будто в этом месте реальность обрывалась, отвесным краем падая в бездну. Только мерный плеск волн выдавал жидкость в темноте, разлившейся к самому небу. Хавар уже набрал в грудь воздуха, чтобы высказать мангусу пару ласковых вроде “ты куда нас привел?!”, но вовремя сдержался. Дух спустил людей с плеч на землю, а сам направился к кромке мертвой воды. Сев на колени, он отдышался и, опустив руки в чернильный прибой, крикнул:
— Ээж ээ [4]!
Звук его голоса поднял волны в человеческий рост, но те скорее были похожи на россыпь иголок, выскочивших из черноты и разбежавшихся во все стороны. Мгновение ничего не происходило, и даже воздух застыл над гладью моря, но внезапно — Хавар иначе и не мог описать — мир пошатнулся от чьего-то присутствия, которого только что не было. Нечто, чему нельзя было дать названия ни на одном из человеческих языков, обратило внимание на крик с берега и медленно приближалось — но откуда? Почему-то Хавару казалось, что ЭТО возникнет, как писали в книгах: спустившись с неба, по ковру из облаков, ведя за собой сонм гневных духов, однако случилось иначе. От самого края горизонта, по угольной глади волнистыми переливами побежали золотые разводы, точно капли желтого молока в воде. Море стремительно приобретало оттенок жидкого золота и там, откуда расходились сполохи сияния, вода расступилась, словно часть ее упала куда-то вниз, в разверзшуюся пропасть, образовав огромную воронку. Юношу начало трясти — он не хотел даже думать, ЧТО в следующее мгновение появится из-за ее края.
До последнего Хавар считал, что большего страха, чем мангусы, на людей не способно было нагнать ни одно живое или мертвое существо. Оказалось, в мире есть вещи, находящиеся за той гранью ужаса, где кончается самообладание даже у самых отчаянных героев легенд и начинается разрыв сердца. То, что вставало из-за края воронки, не получалось описывать такими словами как “странно” и “неестественно” — дело было во много, много раз хуже.
Существо, даже приблизительно не сравнимое ни с чем известным людям, медленно приближалось к берегу, идя по колено — а были ли у него колени? — в мертвой воде, и взгляд категорически не хотел задерживаться ни на одной его части. Казавшееся близким, на самом деле оно возникло достаточно далеко. Хавар ощущал всеми внутренностями примерно то же, как если бы гора высотой до неба превратилась в коня и двинулась на него бодрым галопом. Парень поймал себя на истеричном хихиканье при мысли, что последним осколком мужества, за который держался его напуганный до предела разум, был сидящий неподалеку мангус, которого он, ни разу не державший в руках копья, тяжело ранил вместе со своим едва живым дедом, а после передумал убивать. Ничего абсурднее в своей жизни, да что там — в людской истории — Хавар вспомнить не сумел.
От попыток рассмотреть надвигающееся нечто внимательней начинало тошнить, и даже Мартагдсан, казалось, был рад, что у него с внуком давно ничего не было во рту. Всё, что удалось понять людям об идущем к берегу существе — что оно было желтым с черными пятнами, имело черты лягушки (скорее, от него было такое же ощущение) и обладало множеством конечностей, при попытке пересчитать которые всякий раз получалось разное число. На том, что можно было бы считать лицом, находилось множество глаз, а каждый сустав и “голову” венчала корона из сучковатых выростов, хотя и о числе голов нельзя было судить точно — их было то три, то десяток, то всего одна, но постоянно меняющая свое выражение и форму. При этом существо являлось женщиной. Множество мелких черт и деталей, перетекающих из одного в другое при каждом моргании, сливались в невероятный образ, который кипящим воском затапливал собой всё внимание, все доступные уголки разума, от чего становилось только паршивей.
Полоса прибоя вспенивалась от ритмично набегающих волн, и мангус зачерпывал желтые шапки пены всеми четырьмя руками. В тех местах, где пена касалась обожженной плоти, раны заживали, на мышцы вновь нарастала кожа. Поникшая левая голова дернула ухом и открыла прозревшие глаза, когда мангус нагнулся к кромке воды и сделал несколько шумных глотков. Все три его лица почернели от прилившей крови, что на людской лад можно было назвать румянцем.
Лишь подойдя вплотную к берегу, то невероятное, поднявшееся из глубины нечто остановилось и село, затмив собой всё существующее в Бардо. Оно — вернее, Она — и была первоисточником этого мира, в незапамятные времена создав его вокруг себя так же, как человек рисует в мыслях образы предстоящей постройки своей собственной юрты, обустройства быта и заведения семьи. Только придуманные хтонической богиней образы становились частями Мира сразу же в тот момент, как покидали ее разум, разлетаясь вокруг сотнями тысяч вещей.
— Шар Далай Эмэгтэй… — глухо, из-за забрала шлема, прошептал Мартагдсан.
— Я ЗДЕСЬ. — прозвучал ответ в мыслях.
Сердца людей пропустили по удару, когда нечто, насквозь пропитавшее собой их разум, внимание и мысли, вдруг заговорило. Оно не обладало голосом, но будто впечатывало в понимание людей то, что хотело донести. Таким образом получалось слушать собеседника, не слыша его. Для себя Хавар сравнил это ощущение с живым растопленным воском, залитым в его голову, как в глиняную форму для отливки, просто для того, чтобы сравнить это хоть с чем-нибудь знакомым и не сойти с ума окончательно.
— БЯЦХАН МЭЛХИЙ [5], МОЙ СЫН?
— Да, ээж ээ, я пришел. — сказал мангус, глядя на постоянно меняющийся силуэт Шар Далай Эмэгтэй в вышине. — И все пропавшие братья тоже. Мы вернулись домой.
Мир немного покачнулся от чего-то теплого и обволакивающего, разлившегося в воздухе; словно тысячи пуховых покрывал окутали стоящих на берегу. Мартагдсана затрясло всем уж немилосердно, от чего старик встал на одно колено, придерживаемый внуком — и в ту же секунду густая поволока исчезла. Мать мангусов оказалась не чужда манер. Понимая хрупкость и ненадежность человеческого сознания, она старалась не давить на него всей своей силой.
— КАК ЭТО ПРОИЗОШЛО?
— Я расскажу позднее. — ответил дух. — Пусть говорят живые, они тоже пришли к тебе.
Хавар чувствовал, что надо что-то ответить, но во изо рта вместо слов падали только тягучие нити слюны.
— МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК НЕ ГОВОРИТ? — обращаясь к людям, Шар Далай Эмэгтэй пользовалась мыслями короткими и простыми, точно перемешивала чай в двух до краев полных хрустальных чашках, которые могли треснуть в любой момент. Вместо потерявшего дар речи внука, Мартагдсан крикнул:
— Заговоришь тут, когда нам через такое пришлось пройти! Через… — кузнец на секунду замялся, — через всё, в общем.
Дед ткнул Хавара локтем в бок — не стой, мол, как ветка, говори хоть что-нибудь. Для молчания, что ли, забрались в такую даль, где живые не ходят? Мысли юноши сбивались в комки запутанной пряжи, одно цеплялось за другое, но пересиливая головокружение и тошноту, тот ответил:
— Меня зовут Хавар, я человек из живого мира, где растет зеленая трава и небо синее, а не желтое. Недавно я разбил вазу, в которой другой человек, злой и нечестный, держал сорока трех мангусов.
— СПАСИБО, ЧТО ВЕРНУЛ МОИХ ДЕТЕЙ. — пропечаталось в сознании с чувством благодарности.
— …Однако хан повелел мне найти их и засадить обратно в посудину. — продолжал юноша.
— КАКОЕ МНЕ ДЕЛО, ЧТО ВЕЛЕЛ ТВОЙ ХАН? — сказали с запахом безразличия.
— Если я вернусь с пустыми руками, он убьет меня.
— СДЕЛАЕТ МЕРТВЫМ?
В голове Хавара сама собой развернулась картинка, как что-то белое и светящееся струйками теплого пара покидает его тело взамен холодному и сухому, сыплющемуся через макушку вниз по позвоночнику, словно золотой песок. Очевидно, Шар Далай Эмэгтэй неправильно поняла его слова, решив, что хан принудительно заменит в его душе Жизнь на Смерть.
— Нет. — поправил юноша. — Сделает так, что я прекращу быть.
— ТЫ ЭТОГО НЕ ХОЧЕШЬ?
— Не хочу. Я хочу остаться живым и здоровым в своем теле, вернувшись в родной мир. — сказал Хавар, на всякий случай взяв деда за руку. — Как и мой старший родственник.
— НО ТВОЕ ТЕЛО НЕ ЦЕЛОЕ.
Хавара бросило в краску при мысли о том, что Шар Далай Эмэгтэй буквально видит его насквозь, и даже халат с плотными штанами, даже матерчатое забрало шлема — не спасение.
— ТВОЙ ПРЕДОК ТОЖЕ СКОРО ПРЕКРАТИТ БЫТЬ. ОН ПОМОГАЛ ТЕБЕ?
— Наставлял. — уточнил кузнец, предпочтя не говорить о некоторых спорных событиях, в которые был втянут вместе с внуком, но мысли о них то и дело предательски лезли под руку.
— ВИЖУ. — сказала Шар Далай Эмэгтэй. — ТЫ ВЕРНУЛ МНЕ ЖЕЛАННОЕ, А Я ВЕРНУ ТЕБЕ. ЧТО ИМЕННО?
Слишком внезапное предложение сделки, которого с самого начала и хотел добиться слуга, застало его врасплох. Вернуть желанное… да им было буквально всё отнятое за время правления хана Хэрцгия. Что у Хавара лично, что у его народа во множественном числе.
— Тех, кто погиб от прошедшей по нашему краю волны Смерти, ты вернешь домой? — спросил слуга божество. — Сделаешь снова живыми?
На этот раз Шар Далай Эмэгтэй ответила не сразу, подумав. Но всего мгновение.
— ТЕЛА ЭТИХ ЛЮДЕЙ БЕЗВОЗВРАТНО ИСПОРЧЕНЫ ТЛЕНИЕМ. МНОГИЕ ИЗ НИХ УЖЕ ОТПРАВИЛИСЬ НАЗАД. ОНИ СКОРО РОДЯТСЯ ВНОВЬ В МИРЕ ЖИВЫХ.
Придраться в ответе было не к чему, и Хавар лишь опустил голову.
— Я ЗНАЮ, О ЧЕМ ТЫ СОЖАЛЕЕШЬ. НО ПРОСИ ДЛЯ СЕБЯ. — посоветовала Шар Далай Эмэгтэй. — ДУМАЙ. УВИДЬ.
Хавар закрыл глаза. Сквозь все события прошедших дней, через мертвую поволоку, муть, песок и отчаяние, бурлящие ядовитые озера, через низкое желтые тучи, пробивая собой множество слоев Мира, точно пущенная стрела навстречу влажному чистому ветру, к зеленым волнам луговой травы, грохоту копыт и прохладному дыханию озер, к теплу домашних костров, к щедрой, родящей и забирающей земле, к самому синему Небу в сверкающем облачном платье…
Проморгавшись, юноша увидел перед собой два кувшина. Один маленький, грубо слепленный из речной глины, другой — богато расписанный, невероятно тонкой работы. Оба были накрыты крышками.
— В МАЛЕНЬКОМ КУВШИНЕ ЖИВАЯ ВОДА. ВЫПЕЙ, И ВСЕ ПЕЧАЛИ ПРОЙДУТ. — сказала Шар Далай Эмэгтэй. — В БОЛЬШОМ — МЕРТВАЯ ВОДА ЖЕЛТОГО МОРЯ. ГОРЕ ТОМУ, КТО ЕЕ ПОПРОБУЕТ, НЕ ЗАПИВ ЖИВОЙ. СДЕЛАЙТЕ ПО ГЛОТКУ ИЗ ОБОИХ.
Юноша в недоумении взглянул сначала на деда, потом на мангуса. Последний молча кивнул — пей, не обман; чему Хавар решил поверить. Однако прежде, чем он снял шлем и поднес к губам богато расписанную посуду, его руку перехватил Мартагдсан. Внук не стал противиться, понимая намерение деда. Кузнец размотал ткань, закрывающую низ лица и по очереди отпил сначала мертвой, а после живой воды. Всего мгновение ничего не происходило, но вдруг старика скрючило и он повалился на бок, едва успев поставить на землю живой кувшин.
— Дедушка! — в ужасе крикнул Хавар, хватаясь за одежду кузнеца.
На шлеме Мартагдсана клацнули защелки. Внук стащил с него тяжелый головной убор и бросил в песок — но чудо, кузнец был жив, да еще и помолодел лет на сорок! Точнее, на сорок три — столько прожитых лет вернула человеку Шар Далай Эмэгтэй, по году за каждого из возвращенных потомков. Хватая ртом кислый отравленный воздух, Мартагдсан дышал, но не ощущал удушья, и седина сходила талым инеем с его волос.
— Какие люди пугливые. — с ехидной усмешкой заметил мангус. — Во всем ищут подвох и не верят на слово.
— На себя посмотри. — беззлобно хмыкнул Хавар, расстегивая свой шлем.
Опасаясь разлить бесценный подарок, из обоих кувшинов он отпил сидя, но едва сделал глоток живой воды, как по всему по телу пробежала судорога и парень ткнулся лицом в песок — тело нещадно заболело от бедер до поясницы, в глазах потемнело, и мир погас, будто накрытый сверху тряпкой.

— Вставай. Домой пойдем. — плеча юноши коснулась теплая сухая рука.
Над ним стоял молодой улыбающийся дед с двумя кувшинами, привязанными к ремню за ручки, но мангуса рядом не было. Мартагдсан обратился к божеству:
— Благодарим тебя, эрхэм Шар Далай Эмэгтэй, хозяйка мертвого Бардо, всем что имеем и чем дорожим. Глупость приносит страдания, и люди получили по заслугам. Однажды мы встретимся еще раз, а пока что для меня и моего потомка есть много дел, которые надо закончить. Мы вернули мертвое мертвому. Верни и ты живое к живому.
— В ДОБРЫЙ ПУТЬ. — ответила Шар Далай Эмэгтэй.
Густая тяжесть исчезла из голов людей вместе с порывом свежего ветра, налетевшего откуда-то сверху. Тусклые облака Бардо разбились, точно хрупкая стенка вазы, и вниз рассыпались осколки знакомого людям синего неба. Холодный, сильный, свистящий и брыкающийся воздух, словно поток талой воды, подхватил людей, унося всё выше и выше.
Хавар и Мартагдсан шли по бирюзовым осколкам, укутанные перистой шалью облаков, когда всего за один удар сердца Мир вывернулся наизнанку, а разлетевшиеся осколки мира собрались заново, став гладью озера с бегущей сеточкой ряби, расстилающейся во все стороны степью и далекими отрогами зеленых гор, откуда уже вполне родной, знакомый людям ветер доносил запах молодой хвои и нагретой солнцем смолы лиственниц.
Юноша сделал вдох — и по колено провалился под воду, а следом за ним и дед. В мир людей они попали через то же самое озеро, откуда начали свой путь. Последние мгновения в другой реальности растаяли, как струйка дыма над костром, и поверхность воды, повинуясь привычному ходу вещей, резко передумала держать на себе вес двух шаманов, возникших из ниоткуда. Дома начинался рассвет.

— Как думаешь, наш проводник наябедничал матери, что это мы его чуть не растворили? — спросил Хавар деда, который теперь больше годился ему в отцы.
Возвращаясь к разрушенному поселению, юноше хотелось говорить без остановки, и только силой воли он сдерживал приступ внезапной болтливости. После живой воды голос Хавара стал взрослее, крепче и уверенней — как у настоящего мужчины. Тело тоже ощущалось немного по-другому, особенно в штанах, которые внезапно стали давить спереди.
— Делать ему больше нечего… — вздохнул Мартагдсан. — Даже если и так, Шар Далай Эмэгтэй наверняка узнала обо всем, что произошло, когда сидела в наших головах. Ты же думал об этом?
— Да.
— Вот и я тоже.
— Как хорошо, что ты не вспомнил, КТО много лет назад засадил мангусов в кувшин. — многозначительно поднял бровь Хавар.
Кузнец нервно усмехнулся.
— Скоро ты придешь к хану. Крепко держи в голове, что мы собираемся сделать. Об остальном пока лучше не думать…

— Слуга!
— Слуга вернулся!!
Хавар и сгорбленный старик, с головой укутанный в какую-то рванину, спокойно шли ко дворцу. Мартагдсан старательно изображал больного и немощного, опираясь на длинную трость, которой на самом деле было обмотанное тряпками копье. Стража хана мгновенно подняла крик, забыв о воинской дисциплине. Кто-то бросился внутрь, остальные застыли, перешептываясь.
Поднявшись по ступеням, юноша уверенно сказал:
— Я выполнил поручение. Хочу встретить правителя лично.

Глянув в висящее у входа зеркало через плечо одного из стражников, Хавар случайно дернулся и чуть не забыл слова, которые собирался говорить. В отражении стоял молодой воин, сильный и подтянутый, совсем не такой, каким Хавар себя помнил, уходя из дома. Подавившись воздухом, он откашлялся в рукав халата и вновь напустил на себя серьезный вид.
Хан Хэрцгий не заставил просить себя дважды и вскоре появился в небольшой зале на входе во дворец. Зайдя, Хавар поставил на пол перед правителем два полученных в Бардо кувшина.
— Помни, что сегодня тебя казнят, и сбежать не получится. — без приветствия заявил хан. — Что в посуде?
— В богатом кувшине — Сила сорока трех мангусов. В глиняном — вода. — ответил Хавар, зная, что по существу не врет. — Тот, кто сделает глоток Силы, сможет победить старость и тление, а все его раны заживут.
— Пей при мне. — ответил хан Хэрцгий. — Я хочу быть уверенным, что ты не принес отраву.
Хавар послушно открыл кувшины, показав собравшимся яркий блеск мертвой воды желтого моря в богатом сосуде и простую воду в глиняном, после чего сделал по глотку из первого и второго.
Ничего не произошло.
— В раннем детстве я был оскоплен, — сказал Хавар, — и вот доказательство того, что жидкое золото лечит.
Отведя в сторону полу халата, юноша расстегнул одежду. Хан увидел тело своего слуги здоровым и невредимым, будто его и не касался кинжал.
— Убедил… — скептично хмыкнул мужчина. — Ты принес достойный подарок.
По щелчку пальцев хану принесли фарфоровую чашку, которой тот немедленно зачерпнул мертвой воды из дорогого кувшина, даже не взглянув на глиняный. Мартагдсан, сгорбившись позади внука, поудобней перехватил копье, готовясь к возможной схватке.
Хан залпом осушил чашку, как вдруг один из стражников громко прошептал:
— Господин! Ваши волосы!
Не успев обернуться к зеркалу, чтобы узнать, происходит с ним нечто плохое или хорошее, хан сделал только шаг перед тем, как свалился навзничь. Его тело стремительно гнило и разлагалось, источая удушающий смрад.
— Предатель! — крикнули в собравшейся толпе, и в грудь Хавару полетело лезвие меча, но Мартагдсан стремительно парировал удар — за шестнадцать лет боевая выучка не забылась. Однако, следующая атака и пропущенный тычок копья под ребра не нанесли кузнецу ни малейшего вреда — он, как и внук, получил неуязвимость для людского оружия. Среди стражи поднялась паника: воины хана, имея за плечами годы походов, муштры и подготовки, осознавали, что против двух бунтовщиков они бессильны. А вот дождавшийся своего дня богатырь, милостью покойного узурпатора разжалованный до кузнеца, сейчас был способен на всё, и не скрывая радости, превращал худшие кошмары ханских ратников в быль.
Успев схватить оба кувшина, Хавар выбежал из кипящей на разные голоса драки и бросился в ханские покои, пачкая сапогами бархатные ковры и проносясь мимо десятков напуганных шумом лиц. В церемониальном зале должен, просто обязан найтись тот неприметный тайник с полкой, где можно спрятать кувшины на время-…
Взгляд знакомых глаз, родное лицо и тонкие руки цвета топленого молока заставили юношу остановиться. Младшая дочь хана, Темулан, впервые открыто смотрела Хавару в глаза, как молодому воину. Ни малейшей тени сомнений, трепета или страха перед гневом отца больше не было ни в ее жестах, ни в душе — и Хавар ощущал ту же легкость, что теперь чувствовала Темулан.
В церемониальном зале, где обычно было людно, теперь казалось неожиданно уютно и тихо — гвалт и крики из дальних коридоров здания будто растворялись в утренней тишине. Солнце играло бликами в сотнях развешанных над окнами бисерных шторок и торжественных флагов, пятна света медленно ползли по коврам и выложенному мрамором полу. Странная сила, толчками растекающаяся по телу, заставляла сердце биться сильнее, лицо гореть, а пальцы сильнее сжиматься на ручках кувшинов. Хавар буквально не знал, куда себя деть и что делать с неизвестным порывом, идущим изнутри, будто одним взмахом ладони он мог разрубить гору надвое. В штанах сдавило совсем уж безжалостно, и юноша поставил вазы на пол.
— Всё закончилось? — улыбнувшись, спросила Темулан.
— Да. И теперь — точно. — выдохнул Хавар.
— А мне кажется, что началось нечто новое.

Сноски
1. Эрхэм (монг.) — уважительное обращение.
2. Анусаар дамжин төрсөн (монг.) — очень, ОЧЕНЬ неприличное ругательство.
3. Үхлийн шар ертөнцөд (монг.) — В желтом мире смерти.
4. Ээж ээ (монг.) — мама.
5. Бяцхан мэлхий (монг.) — лягушонок. Мать мангусов намекает на то, что все ее потомки появились из икры в пене желтого моря.

(с) Julay Madara, по мотивом эпических монгольских легенд. Материалы сайта Archaic Heart.
Репосты этого материала приветствуются только с указанием автора и источника материала. Кража информации, текста или их частей жестоко карается, и я не про юристов. Соблюдайте честность и уважайте чужой труд, тогда это уважение к вам вернется сторицей.